Такое предписание главы Церкви было смелым ходом. Хотя Иннокентий продолжал использовать своих легатов, он не доверял ни им, ни тем южным Соборам, что до сих пор лишь оформляли их мнения. Чтобы навязать свое, он хотел опереться на настоящий съезд, где были бы представлены все классы общества. Пусть эти Генеральные штаты Лангедока подобием всенародного референдума и решат судьбу графства Тулузского. Но поскольку созывать его и руководить дебатами предстояло легатам, Папа принял меры предосторожности. Эта генеральная ассамблея будет иметь лишь совещательный голос; право вынести приговор и суверенно распорядиться землей, завоеванной крестоносцами, останется за Римом.
Могли ли католические массы согласиться, чтобы столько усилий и пролитой крови не принесли победителям никакой выгоды и крестовый поход столь резко сменил направление? Решение Папы и необычная процедура, провести которую он предписывал, были крайне опасны для Монфора и его друзей. Несомненным было то, что большинство верующих требовало продолжения похода: менять его направление оно не желало. Вопреки разуму и справедливости все было против Иннокентия III.
* * *
В средние века политики и правители, направлявшие свои инструкции на расстояние, очень удаленное от места, где они жили, всегда рисковали совершить определенный просчет. Как с собственными агентами, так и с чужестранцами они могли сообщаться только периодически ввиду долгого времени, которого требовал обмен письмами или отчетами. Пока гонцы ехали, да еще с немалыми препятствиями, события стремительно развивались, принимали неожиданный оборот, и часто содержание отправленных приказов уже не соответствовало новым реалиям. Когда четыре письма Иннокентия III, написанные с 15 по 18 января 1213 г., достигли своих адресатов, легаты уже все устроили вопреки воле Папы. Письма пришли только после Лаворского Собора, предписавшего крестовый поход до победного конца. В то самое время, когда Иннокентий дезавуировал Монфора и легатов, те отвергли ходатайство короля Арагона, не допустили оправдания Раймунда VI и призвали к низложению его династии.
Собрание, созванное Арнольдом-Амальриком, участников которого он также выбрал сам, заседало последние пятнадцать дней января, несомненно, в старой бенедиктинской церкви Сент-Ален города Лавора, воздвигнутой на самой вершине горы Агу. Оно далеко не имело того всеобщего характера, который должен был приобрести задуманный Папой съезд: на нем присутствовало всего десятка два лангедокских и гасконских прелатов. Епископам долины Роны и Прованса предстояло собраться через несколько недель на отдельный Собор в Оранже; но и там все будет проникнуто тем же духом, как и в Лаворе.
Занявшись поначалу всегдашним делом — вопросом прощения грехов Раймунду VI, собрался ли наконец Лаворский Собор подчиниться указаниям из последнего письма Иннокентия III, которое дошло до Лангедока и предписывало легатам встать на новые позиции, чтобы завершить эту процедуру? Посовещавшись на эту тему, Собор вручил двум папским агентам, которым было поручено решение этой проблемы, — епископу Рье и Федизию, свое заключение в письменной форме. Суть этого решения, скрепленного печатями архиепископа Нарбоннского, епископов Альби, Тулузы и Комменжа и подписями других прелатов, можно изложить в следующем виде: «Ввиду того, что граф Тулузский так и не сдержал своего обещания изгнать из своего фьефа еретиков и рутьеров, что после возвращения из Рима, где Папа обошелся с ним гораздо лучше, чем он заслуживал (отметим этот упрек Иннокентию III), он продолжил свои прежние преступные действия, преследуя аббата Муассака, аббата Монтобана, епископа Ажена, и что нанятые им рутьеры убили более тысячи крестоносцев; наконец, ввиду того, что подозрение в ереси тяготеет над ним столь долго и является столь общеизвестным, что становится бесспорным доказательством виновности; по всем этим причинам Собор единодушно постановляет, что он недостоин давать присягу на Евангелии и что вследствие этого ему не может быть дозволено оправдываться — как по обвинению в ереси, так и по обвинению в причастности к убийству легата Кастельно».