Это единодушие прелатов всего Юга, этот шквал преувеличений и яростных атак, эти отупляющие повторы заклинания «Delenda Carthago»[67] — да будет уничтожена Тулуза и династия ее властителей — были рассчитаны на то, чтобы подавить дух Иннокентия III и произвести впечатление на кардиналов. Когда посланники Симона де Монфора и Арнольда-Амальрика с письмами для Папы прибыли в Рим, то поначалу (как утверждает монах из Сернея) курия приняла их плохо. Но после получения манифестов и устных объяснений, данных магистром Федизием и Пьетро Марком, сборщиком папских налогов в Лангедоке, все вдруг стали обращаться с ними иначе. Ожидаемый поворот состоялся. Иннокентий III вновь уступил (стоит ли после всего этому удивляться?) могучему натиску этих непримиримых, для которых вера и ненависть к еретикам были синонимами.
* * *
1 июня 1213 г. Латеранская канцелярия направила королю Арагона, Симону де Монфору, архиепископу Нарбоннскому и епископу Тулузскому послания, совершенно противоположные по содержанию январским письмам. В них Иннокентий III отменял меры, которые предписал ранее, в столь же энергичном тоне. Когда в государствах современной Европы власть отменяет прежние указания, она прибегает к хитрым формулировкам, чтобы избежать открытого признания своих ошибок. В средние века суверены отрекались от своих актов, не щадя собственного самолюбия. Должно быть, Педро Арагонский был совершенно ошеломлен, получив такое вот письмо:
«Общеизвестно, что из всех христианских государей именно тебе Мы особо старались оказывать честь и услуги, что немало способствовало возрастанию твоего могущества и славы. Дай Бог, чтобы в равной мере возросли твои мудрость и благочестие! Ты поступил дурно по отношению к себе самому и по отношению к нам, взяв под покровительство отлученный город Тулузу, еретиков, что нашли там прибежище, и защитников ереси вопреки категоричным запретам нашего легата, действующего Нашим именем и от лица Бога. Мы повелеваем тебе немедля оставить тулузцев и их пособников и ни в каком виде не подавать им помощи и совета. Если жители этого города захотят вернуться в лоно Церкви, процедуру примирения проведет епископ Фульк, человек неподкупный и с безупречной репутацией.
Что касается твоего ходатайства в пользу графов Фуа, Комменжа и Гастона Беарнского, то измышления об этих отлученных, рассказанные Нам твоими посланцами, побудили Нас подписать приказ, который Мы считаем теперь незаконным и вырванным с помощью обмана. Поэтому Мы его аннулируем и объявляем недействительным. Однако в случае, если эти бароны также пожелают примириться с Церковью, мы поручаем архиепископу Нарбоннскому потребовать от них необходимых гарантий и после этого отпустить им грехи.
По твоей просьбе Мы направляем в Лангедок со специальной миссией кардинала, облеченного всеми полномочиями, чтобы воздать по справедливости жалобщикам и принять меры, полезные для Церкви. Наша воля такова, чтобы до его прибытия было заключено прочное и длительное перемирие между графом де Монфором и тобой, между твоей и его землями. Но это перемирие не распространяется на еретиков: между верующими и безбожниками не может быть ни перемирия, ни мира. Если тулузцы и поддерживающие их сеньоры будут упорно защищать ересь, мы устроим против них новый крестовый поход, ибо пособники ереси опаснее, чем сами еретики.
Таковы повеления, которым твоей светлости предлагается неукоснительно следовать, в противном же случае, несмотря на всю любовь, что Мы питаем к твоей персоне, Мы будем вынуждены грозить тебе Божьим гневом и принять против тебя меры, которые нанесут тебе тяжкий и непоправимый урон».
Подобное письмо нотариям папской курии бесспорно продиктовали те же люди, которые только что заставили ее совершить резкий поворот. Ни по сути, ни по форме оно не соответствовало сокровенным мыслям Папы. Под нажимом своего окружения он пошел у него на поводу, но, согласившись на все, добился от победившей партии одной уступки, чтобы иметь возможность взять реванш, — отправки в Лангедок легата с поручением рассмотреть жалобы побежденных.
Пока гонцы из Латерана были в дороге, король Арагона, никак не ожидая такого известия, которое они везли, продолжал спор с Лаворской ассамблеей. После отказа, о котором она ему объявила, он попросил, чтобы Симон де Монфор хотя бы заключил с графом Тулузским и его союзниками перемирие на несколько месяцев. Собор отклонил и это ходатайство. Прекратить военные действия — не значит ли это остановить приток крестоносцев, дав Тулузцу и Арагонцу преимущество на поле боя? Тогда Педро II пошел на решительный шаг. Он взял отлученных князей под свою защиту и подал апелляцию на решения Собора Папе. «Бессмысленная апелляция, — заявил архиепископ Нарбоннский, — незаконная и неприемлемая». И Арнольд-Амальрик направил королю угрожающее письмо, где резко упрекал его за новую позицию, зачеркивающую все его прошлое: «Нашей властью легата, именем нашего Спасителя Иисуса Христа и Его святейшего викария — верховного понтифика мы категорически запрещаем вам защищать еретиков. Если вы свяжете себя с теми, кого Церковь исторгла из своей общности, и с проклятыми еретиками, вы сами навлечете на себя анафему. Мы будем вынуждены подвергнуть таковой вас как пособника еретиков — вас и всех, кто будет содействовать вам в помощи отлученным».