— Я считаю, что товарищ Васечкин заслуживает самого сурового порицания со стороны коллектива!
— Выговор ему!
— На доску почета!
Зинаида Михайловна стукнула по столу ладонью:
— Это кто у нас тут юморист такой? Серьезней, товарищи!
— Поставить на вид и хватит, — предложил деловитый Потапов.
— Было уже! — по лицу профкомовши пробежала тень неудовольствия.
«Что я такого ей сделал, что она меня закопать хочет?»
Кеша всерьез заволновался. В рангах советских наказаний он еще не разобрался, и принимать взыскание за чужие злодеяния особого желания не было.
— Тогда остается только выговор.
Внезапно в памяти всплыли сцены из дурацкого советского фильма. Там даже название такое кондовое.
«А ведь злоключения того сантехника здорово напоминают мои!»
Иннокентий поднялся с места и стремительно вышел к трибуне.
— Васечкин, ты куда?
— Это несправедливо!
— Что? — лицо председателя профкома пошла пятнами.
— Судить человека в тот момент, когда он начал исправляться. Вы еще толком и не боролись за меня, а уже наказываете.
Среди работяг прошел одобрительный гул. Скучающие доселе люди тут же проснулись и отложили в сторону газеты. Им стало в кои веки любопытно.
— Ты что имеешь в виду, Васечкин?
— Зинаида Михайловна, я вам последние недели закрывал все заявки?
Строева задумалась:
— Да, но…
— Нет, вы так и скажите — есть ко мне конкретные претензии по работе?
— В последние дни нет, но…
— Вот видите, товарищи! — торжествующе обернулся в зал Кеша. — Что же такое происходит в нашем коллективе, если кое-кому, — он при этом пристально посмотрел на профкомшу, — захотелось с помощью собрания свести старые счеты.
Народ загудел и зашевелился, а Нина Петровна покрылась пятнами вся.
— Да как вы можете!
— Могу и хочу. И баста!
Замечание прозвучало откровенно двусмысленно. Мужики в зале смачно захохотали, краем глаза Иннокентий уловил, что и Строева не удержалась от ухмылки. Веселье прервал хмурый Шошенский:
— Пошутили и хватит! Это все-таки официальное собрание. Есть, что по делу сказать, Кеша?
— И скажу, не постесняюсь, — Иннокентий вошел в раж — «Остапа несло». — Я взял твердый курс на исправление своих прошлых ошибок и потому беру повышенные обязательства.
В этот раз все руководство уставилось на Васечкина. Строева задумчиво проговорила:
— Допустим так. Но ведь ты, как комсомолец не выполняешь никаких общественных поручений.
Вот тут Васечкин завис. Что это за зверь такой и с чем его едят, он не имел ни малейшего представления.
— Так дайте. Я не откажусь.
— Но мы же не знаем, чем ты увлекаешься.
Вопрос законный.
Кеша долго раздумывать не стал и ответил:
— Спортом увлекаюсь.
Один из молодых мужчин, сидевший наособицу пристально посмотрел на него:
— Давай тогда к нам в ДНД. Дежурство раз в неделю, иногда чаще. Отгулы дают.
Отгулы — это хорошо, во время них можно заняться халтурой. Иннокентий махнул рукой:
— Согласен, записывай.
Вот так внезапно Васечкин стал «народным дружинником» и завтра ему в первый раз идти «в рейд». Этот крепкий паренек работал у них плотником, имел КМС по вольной борьбе и являлся командир отряда от РЖУ района. Звали его Петр Нечаев, и еще недавно он был комсоргом, но поступил на заочное и возиться с отстающими и заниматься прочей ерундой ему стало некогда. В ДНД было проще — отдежурил и свободен.
Глава 8
Сила милиции — в ее связи с народом!
— Сиди и не рыпайся!
Дверь в камеру захлопнулась с грохотом. Васечкин глянул сквозь решетку на уходящих милиционеров и зло сплюнул. Спасибо хоть в камере один. То ли народ сегодня не буянил или поступил приказ держать его отдельно.
«Сходил, называется, за хлебушком!»
А ведь как красиво все начиналось…
В первый раз дежурить Иннокентию в составе «Народной дружины» выпало на танцах в городском сквере. На «Дискотеку» местные танцульки никак не тянули, про разгульную клубную жизнь и вовсе не стоило даже заикаться. Тем более ему, как лицу, пострадавшему от самоуправства местных полицаев. Помощников милиции при социалистическом строе называли старинным словом «дружинники». Что со стороны еще выглядело страннее. Кроме самого факта, что после 58 лет советской власти в обществе вообще оставалась преступность.