— Ты меня слушаешь, Ленечка?
— Конечно, Давид Израилевич, потрясающе интересно.
«…Он, конечно, со своей этой химией может достать до самых печенок, но это не так и плохо… в этом что‑то есть, если в компании, например… у Ворохопкина завелся профессор по химии, Леня что‑то затевает, а что — не говорит… во интрига!.. сколько это все может стоить? да какая разница, в конце концов! — пусть старик доживет свое в комфорте, он заслужил: сколько он на меня, кретина, времени угробил…»
— А что я там буду делать? — изумился Давид Израилевич, когда Леня сформулировал предложение.
— Работать, Давид Израилевич, — бодро объяснил Леня. — Двигать вперед химическую науку. Вы не беспокойтесь — будет приличная зарплата, создадим все условия, полное освобождение от бытовых проблем. Как только появятся первые результаты, сразу же начнем обсуждать их практическое использование. Патентные дела, все такое — даже не думайте. На самом высшем уровне. И полная свобода научного поиска. Хотите агрегацию хитозана — на здоровье. Другое что‑нибудь хотите — пожалуйста. Вы же знаете: для меня химия — это как первая любовь.
— А кто же мне будет план работ утверждать?
— А зачем вам его утверждать, Давид Израилевич? Я же говорю — полнейшая самостоятельность. Что — Ломоносову или Хэмфри Дэви кто‑то утверждал план?
Подготовку Давида Израилевича к появлению в офисе Леня поручил лично своему управляющему делами. Вадим Тарасович Барков родом был из спортивных руководителей, все умел, всех знал и ничему не удивлялся.
— Бассейн, спортзал, массажист — нужно? — озабоченно спросил Вадим Тарасович, листая блокнот. — Маникюр, педикюр? Парикмахер, визажист? Личная охрана?
— Дантиста и маникюрщицу — немедленно, — распорядился Леня. — Парикмахер ему уже не нужен, бассейн и спортзал — на фиг, и никакой охраны. Выделите машину с водителем, организуйте медицину, подберите, кто с ним будет заниматься — ну там чай, обед, секретарские функции в общем. Только не девчонку — что‑нибудь так под пятьдесят. Типа из библиотекарш или учительниц.
В первый же день Леня зашел проведать Давида Израилевича лично и в очередной раз убедился в высочайшей квалификации Баркова — переделанный из кладовки кабинет был безукоризненно отремонтирован, на стене соседствовали портреты Менделеева и Нобеля.
— А книги откуда? — спросил Леня, рассматривая забитые литературой полки.
— По списку, — отрапортовал Барков, — Давид Израилевич составлял. Тут еще не все — должны подвезти из фондов ГПНТБ и Ленинки.
Предпенсионная секретарша, будучи представленной Ворохопкину, явственно разволновалась.
— Раньше где работали? — участливо поинтересовался Леня.
— В Институте физической химии, Леонид Александрович, отдел научной информации, я там…
Леня кивнул. Безупречная эффективность Баркова восхищала и даже немного пугала.
— Ну как вам тут, Давид Израилевич? — обратился Леня к преображенному профессору. — Осваиваетесь?
Экстренно изготовленная в частной клинике улыбка непривычно освещала лицо Давида Израилевича. Воротник белоснежной сорочки подпирала синяя в красный горошек бабочка, темно — коричневый двубортный костюм удачно скрывал благоприобретенные недостатки фигуры, и, хотя стереть следы от проведенных взаперти нескольких лет нищей старости полностью не удалось, да и никому и никогда этого не удавалось, общее впечатление было вполне радужным.
— Просто сказка, Леонид Александрович, — слегка дрогнув голосом, сообщил профессор. — Я даже не знаю… Просто сказка какая‑то. Мне еще нужно время, чтобы освоиться, наметить, так сказать, первоначальный и перспективный план действий. Вот Марина Осиповна, она владеет компьютерной техникой, она наладит мне контакты с коллегами. Дня через три хотел бы зайти к вам, обсудить…
— Да что ж вы так официально, Давид Израилевич, — поморщился Леня. — Вы ведь мой учитель. Вы уж давайте как раньше, без всяких этих формальностей… Договорились?
Старик кивнул.
На следующей неделе секретарша Ворохопкина трижды докладывала ему, что звонили от профессора Лермана, просили принять для обсуждения тематики исследований. Предполагаемая продолжительность обсуждения — два часа минимум.