- Боже милосердный Исусе Христе, - проговорил священник и, вдруг, отвернувшись, блеванул.
Петр Эрастович взглянул на него: молодой, бороденка жидкая. Видно, рукоположен недавно и не насмотрелся еще. Впрочем, как и он, чиновник особых поручений Фондорин. Петр Эрастович почувствовал нечто вроде благодарности святому отцу, так как тот своим походом в Ригу отвлек его самого от рвотных позывов.
- Извините, - отблевавшись, молвил священник. На бороденке его висела отвратительная слизь.
Горчаков потянул Фондорина за рукав.
- Пойдемте, Петр Эрастович. Вы должны это увидеть.
Тот покорно последовал за ним.
Они направились к замершему у раскуроченного полотна ремонтному поезду, в одном из вагонов которого расположился медицинский штаб.
Горчаков молчал, и это раздражало Фондорина. Чиновник не любил сюрпризы.
- Евгений Николаевич, да скажите вы, наконец, в чем дело.
- Увидите, Петр Эрастович.
Горчаков постучал в дверь штаб-вагона, ему открыли.
- Прошу.
Петр Эрастович, ухватившись за поручень, взбежал по ступенькам. В штабе находился врач и медсестра.
- Вы кто? - нахмурился врач.
- Это Фондорин, из Администрации, - представил чиновника Горчаков, стоящий у того за спиной.
Лица врача и медсестры вытянулись.
- Здравствуйте, - сказал Петр Эрастович, испытывая некоторое неудобство. - Ну, что тут у вас?
- Вот.
Врач суетливо отстранился и Фондорил увидел лежащую на кушетке женщину, черноволосую, крупную. Грудь женщины тяжело вздымалась.
- Что за хуйня? - не сдержался Петр Эрастович, - Извините, - взглянул на медсестру, затем на Горчакова. - Вы хотите показать мне раненую женщину? Я уже видел, не далее чем три минуты назад.
- Петр Эрастович, - врач поправил очки. - Проведите ей приватный осмотр.
Фондорин нахмурился.
- Какой осмотр?
- Приватный.
И тут произошло нечто, заставившее Петра Эрастовича охнуть. Врач сунул руку под юбку раненой женщине и ощупал ее гениталии. Вынул руку.
- Вот так.
- ВЫ ЕБАНУЛИСЬ?
- Петр Эрастович, - голос Горчакова стал жестким. - Вы обязаны это сделать. Как чиновник по особым поручениям.
Фондорин уставился на него: злость закипала в груди, скованной имперским мундиром. Но Горчаков выдержал этот взгляд.
- Вы обязаны, Петр Эрастович.
«Да, обязан», - мысленно согласился с ним Фондорин.
Если следователь прокуратуры и медик Специальной Группы Противодействия заявляют, что он обязан: он обязан. Но если это дурная шутка ... Клянусь, они добавятся к спискам погибших при крушении...
Зажмурившись, Петр Эрастович сунул руку под юбку.
Сколько раз он делал это! Например, на светских раутах подходил к незнакомке, проверял, есть ли на ней трусики. Нащупывал клитор. Незнакомка закатывала глаза, не смея стонать (вокруг до черта людей), в ее руке дрожал бокал со вдовой клико. Она кончала, и Петр Эрастович скрывался в толпе, облизывая палец.
Так и сейчас он ожидал нащупать знакомые очертания: холмик, разделенный щелью, мягкие губы, обнимающие твердый клитор. Но нащупал чиновник иное.
- Еб твою сраку, - воскликнул он, бледнея.
Вместо холмика со щелью под юбкой раненой женщины был стандартный набор не слишком рьяного туриста: колбаса и два яйца.
Глава 13
Когда Андрей очнулся и, открыв глаза, увидел сидящего в кресле холеного господина с усиками и седыми висками, он подумал: «Лучше б не просыпаться. Не просыпаться...».
В посттравматическом бреду Берхальный, подобно Вере Павловне Чернышевского, видел государство с идеальным строем. В этом государстве выборы честные, чиновники неподкупные и нет Снегирева.
- Очнулись, мадам?
Андрей посмотрел на холеного господина.
- Пить...
- Скотч, пиво?
- Воды.
Господин с усиками хлопнул в ладоши. В палату вбежала медсестра.
- Воды принесите.
Андрей вырвал высокий стакан из рук медсестры и вмиг осушил. Вытер губы рукавом пижамы.
- Унесите стакан.
Господин с усиками дождался, когда за медсестрой закрылась дверь, повернулся к Берхальному.
- Меня зовут Петр Эрастович Фондорин, я чиновник для особых поручений.
Фондорин мог бы не представляться: Андрей был наслышан про этого ублюдка, ручного пса Снегирева, готового перегрызть глотку родной матери за «покушение» на имперскую идею.
- Вижу, вы знаете, кто я, - холодно усмехнулся Петр Эрастович. - Но кто вы ... мадам?