Фандорин примерил византийскую маску – птица с длинным клювом.
– Идеальная вещь, – любезным тоном сообщил продавец-консультант. – Точь-в-точь, как в фильме Кубрика «С широко закрытыми глазами».
– Беру, – глухо из-под маски.
Машина неслась по загородному шоссе. Сбоку показался одиноко стоящий коттедж, в котором светились окна.
Хаммер остановился. Шофер вышел из машины, достал из багажника раздвижную лестницу.
Две тени перемахнули забор и перебежками – к коттеджу. Заскрежетал стеклорез, звякнуло стекло.
Писатель Бобришвили, попивая кофе, неистово работал над очередной книгой. Главный герой – холеный имперский служака, разоблачив шпиона, думал, как бы отпраздновать сие событие. Молодая жена Бобришвили читала книгу. Она закричала в голос, когда в залу ворвались два человека в масках с птичьими клювами.
Бобришвили подскочил, ноутбук полетел на пол.
– Кто вы и что вам надо? – заорал писатель.
Фондорин огляделся, наслаждаясь произведенным эффектом. Взгляд опытного извращенца отметил красивые сиськи жены писателя.
– Вопрос не в том, кто мы, – развязным тоном заявил Фондорин. – Вопрос в том, что мы будем с вами делать.
– Подите прочь, негодяи!
Шофер Руслан, смеясь, сбил с ног кинувшегося на него писателя. Ударил. По лицу писателя заструилась кровь.
Фондорин навис над писателем.
– Вы, судя по всему, человек интеллигентный и, конечно, знаете про Заводной Апельсин?
Бобришвили побледнел.
– Пожалуйста, не надо. Господа, пожалуйста. Возьмите все.
– Держи его крепче.
Фондорин поднялся и направился к девушке. На лице бедняжки застыл ужас.
– А ну-ка, что у нас здесь.
Петр Эрастович одним движением выдернул девушку из кресла. Та завизжала, отбиваясь.
– Ира, не сопротивляйся! – заорал писатель. – Ради бога, не сопротивляйся, или он убьет тебя!
Но девушка отчаянно вырывалась из железной хватки Фондорина.
– Ах, ты стерва, – заорал Петр Эрастович, отпустил девушку и, размахнувшись, влепил ей пощечину. Несчастная упала на пол. Фондорин пососал окровавленный палец и снова обратился к своей жертве.
Ухватившись за платье, он рванул. Ткань затрещала, обнажая хорошо просолярийное тело.
– Какая спелая попочка, – прокомментировал Фандорин, – И не носит трусиков, – взглянул на удерживаемого шофером Бобришвили. – Хорошо вы ее воспитали.
Петр Эрастович расстегнул ширинку, вытащив уд, торчащий книзу.
– Какая попочка, – повторил он, возбуждаясь.
– Постойте, – взмолился Бобришвили. – Это не честно.
– Не честно? – обратился к нему Фондорин.
– Я расплачиваюсь за чужой грех.
– Вот как. Это интересно.
Девушка пришла в себя, пошевелилась, застонала. Но Фондорина, похоже, она больше не занимала.
– Да-да, за чужой грех, – затарахтел Акунин. – Заводной Апельсин – фантазия другого писателя, Энтони Берджеса. Не моя.
– Так вы писатель, – присвистнул Фондорин. – Мне следовало догадаться. Постойте-постойте, ваша рожа мне смутно знакома. Вы…
– Бобришвили.
– Ах, Бобришвили. Да-да. Читал что-то. Постойте.
Петр Эрастович задумался.
– Постойте-ка, но в соответствии с грехом, как вы выразились, вашей фантазии, я должен буду отрезать этой девке руку.
– НЕТ!
Девушка зарыдала.
– Нож, – коротко бросил Фондорин.
Руслан вынул из кармана швейцарский ножик и кинул его шефу.
– Постойте!
– Да?
– Не делайте этого! Лучше вы…
– Лучше мы?
– Изнасилуйте ее.
Петр Эрастович подкинул нож на ладони. Засмеялся. Спрятал нож в карман, застегнул ширинку.
– Идем, Арлекин.
Двое в масках ушли, оставив писателя Бобришвили в полном недоумении.
Глава 15
Заключенный застонал, сел на холодном полу.
Пискнув, от тарелки с баландой метнулась в угол крыса.
Стукнул засов, дверь камеры отворилась. Вошла молодая белокурая женщина, закованная в кожу, с кобурой для ГШ-18 на поясе, с глубоким вырезом на груди.
- Федеральный комиссар Тося Изростова, - представилась она.
Заключенный шмыгнул носом, отозвался хрипло:
- Мадрагамов. Ильнар.
Комиссар закурила тонкую сигарету. Ярко-красные губы выпустили облачко сизого дыма.
Заключенный смотрел на Изростову, как затравленный зверь.
- Вас покормили? - осведомилась комиссар.
Мадрагамов растерянно захлопал глазами, выдавил: