К сожалению, признанной методологии непосредственной подготовки человека к окончанию своего земного бытия пока еще вообще не существует. И, возможно, никогда существовать не будет. Ведь каждое окончание жизни, как и каждый человек, уникальны. Очень многое зависит от массы причин — психологического статуса человека, его возраста, расы, вероисповедания, образования, интеллектуального уровня, качества прожитой жизни и мн. др. Нельзя забывать также, что ужас разрыва, отчаяния и тоски могут даже сильнее, чем сам умирающий, переживать его родные и близкие, и, естественно, процесс подготовки должен учитывать этот фактор, существенно влияющий на сам процесс перехода. Кроме того, по мере углубления и расширения знаний в этой области сама методология подготовки к осознанному умиранию и смерти, несомненно, будет меняться, однако она еще долго будет оставаться событием, близким к искусству с его непохожестью решений и бесчисленными интерпретациями внутри заданной темы.
Я постоянно спрашиваю себя, как же преодолеть названные и неназванные сложности и за какое звено здесь надобно ухватиться.
Совершенно очевидно, что вопросы умирающих, о которых писал Рам Дасс и которые волнуют практически каждого человека, продиктованы вовсе не любознательностью. Они продиктованы самым великим из наших страхов — страхом перед неизбежным концом нашего земного бытия. Этот страх многолик, он порождает целый сонм других страхов, тревог и беспокойств. Достаточно сказать, что на симпозиуме, проведенном в Нью-Йорке в 1978 году, психологи и специалисты в области психотерапии пришли к выводу, что причина, лежащая в основе большинства психических расстройств, заключается в “страхе небытия и ужасе пустоты”.
Если это так, а это в большинстве случаев действительно так, то, уменьшив этот страх или, в лучшем случае, развеяв его, мы способствуем решению одной из главных проблем, затрудняющей подготовку к неизбежному финалу нашего земного существования.
Эльза Баркер[9] — известная французская писательница и медиум — в предисловии к одной из своих книг выразилась по этому поводу очень четко:
“Самое мучительное из всех страданий европейского мира — это страх смерти. Он происходит от полного неведения — что ждет человека по ту сторону могилы. Этого мучительного страха нет на Востоке; там смерть рассматривается как состояние, за которым последует новая земная жизнь. Поэтому там не возникает того бездонного провала в неведомое, который проносится в сознании европейца при мысли об ожидающей его смерти. Из этого следует, что страх смерти не есть неизбежность, а лишь следствие определенного миросозерцания”.
Нельзя оспорить это мнение, однако нужно понимать, что настойчивое внедрение в коллективное сознание нового миропонимания, несомненно, будет способствовать снижению страха смерти и укреплению веры в посмертное существование человеческой личности. Но одновременно оно может привести к уменьшению ценности человеческой жизни. Признаки такой реакции появляются уже сегодня.
В заключение хотелось бы сказать о следующем. Нередко в книге мы будем обращаться к восточным источникам. Возможно, у некоторых читателей возникнет сомнение в правомочности сочетания результатов современных исследований с представлениями индийских и тибетских авторов, живших за много веков, а то и тысячелетий до них. В этой связи хотелось бы предостеречь от возможных мыслей о примитивности этих древних воззрений на смерть и умирание. Думать так — это чисто интеллектуальное тщеславие, культурный и духовный снобизм. Культура индийцев и тибетцев — одна из наиболее развитых и духовных культур, существовавших на Земле за всю известную нам историю. Для нас это особенно важно, поскольку умирание и смерть являются, по существу, событиями не столько физиологическими, сколько духовными.
Не следует также забывать, что еще в доисторическом Тибете в восьмом веке была записана ранее существовавшая в устной форме непревзойденная до сих пор “Тибетская книга мертвых” (“Бардо Тхёдоль”), вобравшая в себя многовековые наблюдения и исследования смерти и умирания, призванные помочь человеку в период перехода в духовный мир. Выдающийся психолог Карл Густав Юнг, ознакомившись с ней в 1927 году, с восторгом отметил, насколько глубоко проникли мудрецы Востока в тайны жизни и смерти и насколько выше их знание человеческой психики по сравнению с представлениями европейцев.
9