В общении с крылатым и вещим сам человек одухотворяется, и это одухотворение выражается в чудесном расширении его горизонта. Когда мужик подъемлется на орлиных крыльях на ту высоту, откуда море кажется колесом, это значит, что он приобрел бесценный дар, тот мирообъемлющий взгляд, о котором говорит поэт:
Тут есть коренное изменение в самом облике человека, и прежде всего — чудесное превращение в его мирочувствии. Сопоставьте видение синей лазури полет к Ненаглядной Красоте с жирной утопией солдата–дезертира. Там высота подъема и легкость духа; здесь — волчий аппетит и земная тяжесть. Обе сказки — создание простонародного мужицкого творчества. И однако в той и другой мы найдем не только иной взгляд на жизнь, но вместе с тем и иную душу.
IV. Тайна солидарности всей живой твари и ее откровение в сказке
Одно из величайших откровений этого сказочного полета тайна всеобщей солидарности, связующей человека со всей тварью поднебесною, общение с ней в страдании и в радости.
Человек обыденный, житейский, стоит на точке зрения борьбы за существование по отношению к низшей природе. Для него животные — либо вкусная пища, которую нужно съесть, либо орудия хозяйства, либо, наконец, враги, подлежащие истреблению.
Иное испытывает тот, кому стала доступна великая радость духовного подъема над житейским. Ему понятны страдания раненого орла, смертный страх вещей птицы и ее привязанность к жизни; он ощутил ее переживания как свои собственные, и оттого он может участвовать в ее полете.
Орел хочет, чтобы его любили, и за любовь расплачивается добром: горе тому, кто отказывает ему в любви. От собственных сестер орла требуется, чтобы они, в награду за его лечение и кормление, отдали мужику самое дорогое свое сокровище. Меньшая и средняя сестры отказываются и тотчас подвергаются за то жестокому наказанию. Поднявшись с мужиком в поднебесье, орел показывает ему с высоты два красных зарева: то горят дома этих двух сестер. Наоборот, старшая сестра являет в своем лице манию совершенной любви; по требованию орла она дарит мужику самое ценное, что у нее есть, — ларчик с золотыми ключами; коли его отворять, из него выходит золотой волшебный город. И говорит орлу сестра: «Хоть дорог мне ларчик, а брат дороже» [61].
Это новое жизнечувствие зарождается в человеке под впечатлением всеобщего разлада и раздора, царящего в мире. Кровавая борьба всех против всех в мире животном — зрелище для нас привычное повседневно наблюдаемое, и человек обыденный мирится с ним, как с чем‑то нормальным и должным. Наоборот, сознание сказочное от него отталкивается и выражает свое возмущение в поэтических образах, проникнутых чувством глубокой жалости к низшей твари.
Вот, например, изображение этой всеобщей войны в мире: «Жили–были мышь с воробьем, ровно тридцать лет, так дружно, кто что найдет — все пополам. Раз воробей нашел маковое зернышко. Что тут делать, подумал он: раз куснуть нет ничего. Взял да и съел один зернышко. Спознала про то мышь и не захотела больше жить с воробьем: давай, говорит ему, драться не на живот, а на смерть. Пошли драться звери и птицы; победили Птицы, но в бою был ранен птичий царь — орел… Пытал было, сердечный, подняться в высь, да силы не хватило; только и смог, что взлетел на сосну и уселся на верхушке. Хотел убиты орла охотник, но тот к нему взмолился голосом человеческим и был взят на прокормление» [62].
Все отношение к животному царству в сказке преображается и из эгоистически–утилитарного становится дружественным. Всякая тварь молит человека о пощаде и помощи понятным ему «голосом человеческим», как всем известная «золотая рыбка». И человек связывается с тварью прочною связью взаимного сострадания и сорадования. Голодному Ивану–Царевичу попадается навстречу заморская птица с птенцами. Иван–Царевич говорит: «Съем‑ка я одного цыпленочка». А она ему: «Не ешь, Иван–Царевич, в некоторое время я пригожусь тебе». Та же просьба повторяется, когда Царевич хочет взять у пчелки меда и съесть, у львицы — львенка; о том же просят в критическую минуту в других сказках бесчисленные звери: щука, рак, птица. Приходит минута крайней нужды или опасности для Царевича — тотчас все звери начинают радеть о его спасении: и птица, и пчелка, и львица его будят, исполняя службу под угрозой смерти, наложенной на него бабой–ягой [63]. Даже рак, движимый чувством благодарности к пощадившему его стрельцу–молодцу, достает для него, когда нужно, со дна моря, из‑под великого камня, подвенечное платье Василисы Царевны [64]. На этой же благодарности за пощаду основаны все те сказки, где герою дается благосостояние и счастье «по щучьему велению» [65].
60
Цитата из стихотворения А. С. Пушкина. «Пророк»(1826).