- По стаканчику? - Заметив, что я отрицательно мотаю головой, незнакомец объяснился, теперь уже с некоторой доверительностью: - Артем, так меня зовут.
- Кронид, - буркнул я.
Мое имя не удивило и не позабавило моего несколько неожиданного собеседника.
- Так что, по стаканчику?
- Нет.
Синеватый, огромный, словно с размаху прилепленный к плоскому лицу, нос был у этого человека как символ незадачливости, неизбывного уныния, тоски и невозможности каких-либо самообольщений.
- Моя фамилия Флорькин, - отрекомендовался он.
Я оживился.
- Приветствую вас, Флорькин! Как поживаете?
- Я давно наблюдаю за тобой.
- В этом кафе? - удивился я. - Почему же я тебя не заметил?
- Да не в кафе, вообще... - как-то раздраженно или неохотно ответил Флорькин. - Представляю, что обо мне наговорил тебе Петя. Да будет земля ему пухом! - громыхнул он.
Юноша возник над стойкой и испуганно воззрился на нас. Переживая ту же тревогу, что и он, а Флорькин, судя по всему, умел встревожить, я вкрадчиво попросил:
- Потише, товарищ. Тут и воскресшая муха еще недавно билась в истерике, и голова просто-напросто раскалывается. Кстати, о Петиных наговорах, клеветах и прочем. Надя их на свой счет записала, теперь ты записываешь. Вы с ней сдвоенные.
- Голова пройдет, особенно если по стаканчику...
- Не в том дело, - возразил я.
- Расскажи, в чем же. Как у тебя с ораторскими задатками, как насчет речей? Знай, у нас в Получаевке говорят много и подолгу.
- Знаю уже.
- Если меня взять за образец, то я по части красноречия мастер. Например, история давних лет, когда мы с Петей соперничали, добиваясь расположения одной известной тебе дамочки. Озоровали непринужденно... Ох, и любил же я ту Наташку, но, само собой, и окружавший ее максимум идеализма, увлекался, иначе сказать, пропитавшими ее загадочными настроениями. Это требует словесности, и, едва начну описывать, разговор превратится в долгий. Но куда тебе спешить? К Надьке? Она, стерва, подождет.
- Наташка, Надька... Вы взрослый человек, пожилой, а рассказываете не соответственно, словно ребячитесь.
- Исправлюсь.
- Это будет хорошо. - Я удовлетворенно кивнул.
- Наташа в настроениях, которые я назвал загадочными, каталась, как сыр в масле. Что у нее за темперамент и всякое тому подобное, ты знаешь не хуже меня, она, я слышал, мало изменилась. Как бы то ни было, разгадать до конца ее пресловутые настроения ни мне, ни Пете не удалось, не удастся и тебе... или ты уже бросил?
- Бросил.
- Окончательно?
- Кто знает...
- Я в свое время бросил основательно, но прежде многое сообразил и смекнул, куда больше Пети. Петя тогда был полный простак, простец, простокваша, а не человек, стопроцентный лопух. А я поднялся ступенькой выше, стал чудаком, из тех, которые обычно предстают многообещающими, богато и красочно подающими надежды. Теперь возник ты. Петя помер, а ты все равно как из его опустевшей шкурки выполз, и ловок же, вон даже освободившуюся вдовушку подхватил, - проговорил Флорькин устало и угрюмо.
Я ответил укоризненно:
- Ну что за понятия! Что это вообще такое? Ты вроде как набросал сюжет, распределил роли, всех в один узел завязал... и Надю даже зачем-то вытащил на свет Божий, даже Пете, покойнику, не даешь мирно спать в могиле... а для чего? Что у тебя на уме? Скучно тебе, я вижу... Ты зачем Надю приплел, господин хороший?
- Сюжет сюжетом, - пооживился немного Флорькин, - а в каждом эпизоде лучше разбираться отдельно, это самое верное дело. Подходить с интимностью...
- Какая у нас с тобой может быть интимность?
- Разговор-то конфиденциальный, понимаешь? - Он многозначительно взглянул на меня. - И не случайно я начал издалека. Те похождения, мои да Петины юношеские приключения многое определяют в нынешнем положении дел. Петя дал неверную картину, а я исправлю, и ты совсем другими глазами заглянешь в наш роман с действительностью.
- Только не записывай и меня в этот роман, я не участник, не персонаж!
- Сосредоточься (Флорькин, сведя брови на переносице, сжал руку в кулак, показывая, как следует мне сосредоточиться; брови срослись, образовали вниз сползающую лесную гряду на горном массиве носа) сейчас на моей личности, на моей персоне. В те давние годы рисовалась предо мной перспектива, карьера, я сблизился с Наташей, отчасти подружился и считался чуть ли не ее человеком, хотя Тихон оставался препятствием. Он с самого начала невзлюбил меня. Но я сближался и сближался, ведь моей целью была Наташа, ее светлая голова и прочее, ее ум и красота, а Тихон... что Тихон! Я называю его отношение ко мне предвзятым, говорю, что он меня невзлюбил, но все это слабо и никак не изображает Тихона, который совершенно не способен любить или ненавидеть. Не малюет его в полной мере, не дает полноценного образа, но достаточных слов для изображений в мире, куда волей-неволей забираешься, имея дело с Тихоном, в словарном запасе нет. Петя тявкал моськой из подворотни, пудельком, пусть еще и свеженьким, я порявкивал с некоторой солидностью, иногда и басил. Знать бы тогда, чем все эти шатания, искания и мытарства обернутся, так посмеялся бы и отошел, сохранился бы гораздо краше, а то смотри, какой у меня проклятущий нос...
- Это от выпивки, - разъяснил я.
- Эх, знать бы, предвидеть бы... И Петя, может быть, не умер бы в расцвете сил, и ты не волочился бы за Надей, смущая нравы нашей Получаевки и будоража сплетников.
- Да если мне сейчас будет сказано и доказано, что я не угоден этой вашей Получаевке и чем-то ее порчу, этак насилую ее высокие моральные качества, я не мешкая повернусь и уйду! - воскликнул я, странно распалившись.