Арфо тяжело вздохнул и увидел что в его кружке не осталось кофе, а телефон опять мигал прося покушать. Он встал и от скрипа стула проснулась Тимия, посмотрела на него невидящими глазами и развернулась боком к спинке дивана. Свернувшись калачиком она казалась ему более мягкой и не такой суровой как прежде пыталась себя показать, но нотки твердости, тем не менее, оставались в строго-горизонтальном положении рук. Арфо поежился от холода и решил накинуть на девушку рядом лежащий плед. Холод быть может и его, но и девушка мирно отсыпающееся на мягкой кровати может замерзнуть.
В коридоре он залез к себе в рюкзак и взял зарядку. На кухне залил еще горячей воды в кружку и удивился почему спустя такое время он еще оставлял за собой температуру.
Ч4.
Она шла по некогда полям заселенными картофелем, а теперь поросшей высокой травой что так приятно щекотала ее голые коленки. Поля были настолько большими и необъятными что линия горизонта, составленная из старых, болотных елей и куцых березок представлялась еле заметной черной чертой. Солнце светило ярко в зените предавая тень девочки в розовом платье маленькой точкой посреди зеленых лугов, а ветер мягко снимал летний зной с запотевшей кожи. Любимая соломенная шляпа, подаренная ей одной из жительниц, была такой же удобной как и тогда, но Тимия понимала что ни этих лугов, ни этой шляпы более не существует.
Но пока она тут. И пока есть возможность насладиться внутренним спокойствием родных, и когда-то любимых мест – она им насладиться.
В траве застрекотали кузнечики, ветер нашептывал мелодии известные лишь ему, а земля под ногами отдавалась мягкостью которой не существовала и тогда. Это старая земля и на ней возводили свои посевы множества семей до нее, но со временем она стала черствой, задубела, и поросла сорняками. И из полей, что раньше дарили своим детям урожай, превратились они в те что дарят спокойствия во снах уже не детей. Она шла и распустив руки давала траве мягко ее хлестать.
Вдалеке, в небо, взлетела ворона. Потом еще одна. Потом они заполонили собой маленький участок неба кружа по спирали.
Она шла, а птицы все пополняли ряды своих собратьев затмевая солнце. И последнюю она увидела на нем.
Тело Марка под летним зноем вздулось, а из ран то и падали жирные белые черви. Он лежал скрючившись и поджав под себя ноги будто пытаясь от чего-то защититься, но стая падальщиков говорила о его неудаче. Волосы которые она любила больше всего на свете, и те волосы о которых их мама говорила всем своим подружкам, нынче слиплись в черном куске крови на черепе чуть выше виска.
Он умер от одного удара, и как думает следствие, от арматуры на стройке. На стройке, а не в поле куда она отправлялась чтобы успокоить себя. Теперь же он тут. В таком виде про который она узнала лишь в свои двадцать после долгих расспросов пьяного отца. Лежит и спит.
Но как человек в реальности, так и воспоминание во сне может проснуться. Грязные веки открылись показав безжизненный, пустой, бело-серый взгляд.
– Привет, – сказала она не чувствуя в груди страха.
– Он должен умереть, – ответил он не шевеля пересохшими губами, – дай ему умереть.
Тимия откинула копошащихся в крови опарышей в сторону, как когда-то в детстве снимала белоснежные пряди с лица, и села поближе к брату.
– Я так давно с тобой не виделась, – сказала она. – Знаешь, а мама все таки смогла управлять филармонией.
– Я знаю.
– Хорошо, что знаешь, но послушай меня, ладно? – Тимия мягко провела рукой по его почти-что облысевшему черепу. – Я стала инженером. Представляешь?
– Я знаю.
– Работа сложная, но я стараюсь. И папа стараеться тоже, – Тимия вскинула его белые, но уже не белые, волосы в сторону. – Он старается для тебя.
– Дай ему умереть.
– Кому, милый, кому?
– Арфо не тот за кого он себя выдает. Когда придет время – дай ему умереть.