Долгожданный гость даже воспользовался хозяйским гелем для волос, чтобы уложить свои. Светло-голубые глаза переливались в скупом свете ванной, губы сами собой растягивались в неправильной, ненормальной улыбке психопата, лишенного эмпатии, социализации, всего человеческого. Хоумлендер вышел, громко хлопнув дверью. Пришло время обо всем ей рассказать.
Вряд ли она могла догадаться. Софи он нашел дремлющей на том же самом веселом желтом диванчике, фотография лежала на столике перед ней, а свечное пламя танцевало, ведомое порывами воздуха. Красная юбка явно недорогого платья чуть задралась, оголяла кожу выше ее острых коленок. Это тело… Молочно-белое, юное, свежее. Да. Да, Софи была хорошенькой, как с рождественской открытки.
Тонкая линия ее губ оказалась плотно сомкнутой, легкая асимметрия нарушала хрупкую гармонию этого лица, придавала ему чуть испуганное выражение. Хоумлендер почувствовал напряжение в паху, он отвел взгляд, не зная, ради чего пытается соблюсти хотя бы видимость приличий. Во всем нужно искать плюсы, и Джон нашел их именно сейчас. Ему нравилось чувствовать власть над кем-то, а, поскольку Софи была самым обычным на свете человеком, Хоумлендер – всевластен над ней.
– Думаю, дальше нет смысла скрывать, – заговорил Джон, и Софи обратила к нему взгляд своих заспанных очей. – Мы не можем играть вечно.
Она ничего не сказала, ничего не смогла произнести вслух. Повисшее под потолком молчание звенело в прохладном воздухе гостиной. Во взгляде хозяйки квартиры вспыхивали весьма противоречивые чувства, они загорались и тут же гасли. Ни единого слова не сорвалось с этих тонких бесцветных губ, но в глазах читалось понимание. Оно тенью мелькнуло в бледно-серых, почти бесцветных радужках, крошечной точке черного зрачка. Софи узнала его, поняла, кем «юрист» являлся все это время. Она почувствовала себя отчаянно глупой, но алкоголь притуплял все ощущения, размазывал их по поверхности, мешая друг с другом.
– Однажды ты бы догадалась сама, и, полагаю, разочаровалась бы во мне, – говорил он, изображая сожаление. – Я не мог больше скрывать, между нами не должно быть тайн, – Джон пытался звучать романтично. – Узнаешь?
– Ты… Все это время ты… – глаза девушки закрывались, Софи мутило не то от шока, не то от выпитого. Вернувшись, Хоумлендер понял, что она опустошила бутылку вина в одиночку, а до прихода Джона выпила еще два бокала, желая обрести смелось. Софи не пила до этого момента несколько лет.
– Рад, что больше не нужно скрываться. Это альтер-эго, знаешь… Это так сильно выматывает. Я и представить себе не мог, как тяжело вести жизнь обычного смертного. Знаешь, из башни вы все кажетесь такими… Занятыми муравьишками, – говорил Джон, и мысли его блуждали от темы к теме. – А здесь, когда я нахожусь с тобой рядом…
Телефон зазвонил в его кармане, на дисплее светилась волшебная надпись: «Стилвелл». Мадлен желала узнать, как дела. Джон игнорировал нарастающую вибрацию, он смотрел за тем, как вздымается и опадает грудь его собеседницы, как девушка дышит все быстрее и быстрее, как красная юбка ее платья ползет вверх при каждом движении своей носительницы. Воздух вокруг стал тяжелым и горьким, он обрел такую плотность, что Джон не мог вздохнуть. Казалось, нужно откусывать по кусочку, чтобы наполнить легкие.
– Ты… Ты на них работаешь. Все время ты на них… – мысли путались и в голове юной медсестры, разум ее погряз в тумане, и даже потрясение, вызванное открытием, не заставило Софи отрезветь быстрее. – Я такая дура.
– К чему же я клонил, – притворно-ласковым тоном спросил Хоумлендер, чувства Софи были ему недоступны. – Точно. Ты мне нравишься, Софи. Нравишься. Сильно, – он говорил прерывисто, опасаясь, что от избытка положительных чувств девушка не справится с собой. – И я знаю, что нравлюсь тебе.
– Нет, – отрезала она. – Нет, ты… Я не знаю тебя, – Софи отвернулась, она оценивала ситуацию, думала, пыталась понять, что творится. – Нет, мне все это время нравился кто-то другой, – ответила медсестра, и голос ее внезапно обрел былую силу. – Мне нравился Джон… Юрист, с которым я общалась вечерами по телефону.
– Это и есть я, – Хоумлендер улыбнулся, пальцем он указал на свое же лицо. – Ты не узнаешь? Я – всем друг, всем защитник, – Джон будто бы зачитывал очередной рекламный слоган.
– Ты… Нет, нет, я знаю, что ты. Супергерои, Воут Корпарейшн, все вы… Друзья, – Софи будто бы выплюнула это слово. – Нет, все вы – чудовища.
Больше суперу не приходилось выдавливать из себя улыбку. Чудовище. За свою жизнь он слышал это обращение уже несколько раз, люди, эти нелепые, слабые люди выплевывали столь жестокое оскорбление слишком легко. Удивительно, насколько смелым может быть существо, способное умереть от одного неосторожного касания, от взгляда, сопровожденного лазерным лучом. Джон вздохнул, губы его растянулись в бесцветную тонкую нитку. «Чудовище», – эхом раздалось в его голове.
Неужели? Если в душе его и жил монстр, то голову он поднял лишь сейчас, лишь сейчас на долю мгновения захватил власть над этим телом. Джон закрыл глаза, чувствуя, как гнев закипает там, на окраине разума. Она не хочет его слушать, она больше не любит его, она не любит Хоумлендера, Софи любила Джона. Но кем же был он сам, тот маленький мальчик, росший в лаборатории? Что-то среднее? Что-то не от того мира, не от другого, что-то, жившее в своем собственном ритме, ведь так?
– Тебе лучше уйти, – услышал Хоумлендер.
Пульс снова застучал в его висках, когда Софи поднялась с места. Она попыталась выйти из комнаты, но Джон поймал ее за руку, зажал тонкое запястье. «Осторожнее», – напомнил он сам себе, чувствуя, как тонки ее кости, как хрупка слабая плоть. Медсестра закричала, громко, будто ее кожа лопалась под его пальцами. На долю секунды Хоумлендер почувствовал к ней жалость, в следующее же мгновение его охватило возбуждение. Что-то новое, неизведанная смесь.
– Мне больно, – шепнула девушка, и Джон все же ослабил хватку, позволил ей чуть отодвинуться.
Хоумлендер потерял голову. Не так должна была пройти эта встреча, не таким должен был быть вечер, нет. Свечное пламя подрагивало, ведомое колыханиями воздуха, Хоумлендер дышал все чаще и чаще, судорожно решая, как поступить. Софи не проводила ему экскурсию по квартире, но Джон, уже бывавший здесь ранее, и сам знал, где находится ее спальня.
По коридору, мимо узких полочек, заставленных фигурками египетских котов из одного набора, он шёл вперёд, волоча за собой Софи. Она не кричала, только пищала, как котенок, просила о снисхождении, настаивала на чем-то. Но разве Джон уже не был с ней милосердным? Нет, он не уйдет, как бы та ни просила, Джон получал то, что хотел всегда, сегодняшний день не станет исключением.
Если бы он дал волю чувствам, медсестричка уже не смогла бы говорить, дышать, чувствовать. Она превратилась бы в дымящееся черное пятно на бетонной стене. Хоумлендер убил бы её, пусть и без привычной жестокости, он мог действовать безжалостно быстро. «Раз, два, три», – считал он, пытаясь успокоиться, унять злость. Так его когда-то учила та самая нянечка, которой Джон переломал хребет в порыве нежности.
Не помогало, злость клокотала внутри. Одним пинком Хоумлендер выбил дверь спальни Софи, цветочные лепестки подпрыгнули на ярко-красном покрывале. Джон покорно замер, наблюдая за ними. Лепестки роз не были частью повседневного декора этой спальни, Хоумлендер был хорошо в этом осведомлен, он следил за этим помещением с соседней крыши. Хорошенькая милая Софи, его Софи готовилась к этой встрече так же, как и сам Джон, ждала романтического продолжения. «До чего… Мило», – подумал Хоумлендер, несмотря на весь гнев.
– Вот видишь. Как удачно, что ты тоже этого хотела, – проговорил Джон, рывком подтягивая к себе медсестру, боль снова отозвалась в ее тонком запястье. – Только попробуй, давай, скажи, что ждала другого, – в его голосе зазвучали стальные нотки, холодные, острые. – Это будет вранье, ведь так?