Котенок встал. Не так, как всегда, невесомо, он двигался как еле работающий механизм, пошатываясь. И глаза его уже ничем не напоминали изумруды.
— Я уйду, — сказал он, — Да.
В небе над нами заревело, я машинально задрал голову и сквозь стекло купола увидел, как в глубокой синей чаше расплывается крошечное чернильное пятно, внутри которого светится неровным золотистым светом все увеличивающаяся в размерах точка.
— Вот и все, — сказал я, поднимаясь, — Время доиграть коду.
Корабль приближался очень быстро, не прошло и минуты, как я увидел тусклый сполох взрыкнувшего в атмосфере реверса, после чего траектория стала пологой. Корабль кайхиттенов заходил на посадку и я знал, где он сядет. Жаль, многого не успел… Можно было бы собрать всю взрывчатку и рвануть ее. Для десантного крейсера, конечно, не чувствительнее, чем укус комара, но зато в их руки не попадет имперская аппаратура.
Корабль был огромный, глядя, как эта неуклюжая туша, казавшаяся на экране легкой и стремительной, медленно опускается и меняет курс, тяжело было поверить в то, какую скорость она способна развивать в безвоздушном пространстве. Мне уже не нужны были чужие глаза чтоб рассмотреть выпуклости бортовых батарей, шипы антенн, огромные сигары двигателей, такие большие, что смотрелись гигантскими колоннами, извергающими столбы гудящего оранжево-синего огня. Эта огромная стальная туша, житель холодного вакуума, сейчас пришла по мою душу.
«Опустились вместе с крейсером, — подумал я, — И не жалко же им топлива… Значит, хотят погрузить аппаратуру и вообще все, что найдут здесь. Что ж, мое дело — обеспечить им теплый прием. Три пули — три человека… Они мои. Но и без ружья граф ван-Ворт еще способен показать, как встречают незванных гостей на его родной планете».
В воздухе раздался тяжелый гул, по барабанным перепонкам ударила невидимая волна, от неожиданности я пошатнулся. Рядом с нами пронеслось что-то очень большое, но невидимое и я не сразу сообразил, что это.
Первый залп накрыл цель идеально точно. Я услышал оглушающий, воющий визг раздираемого металла, а «Мурена», стоявшая на приколе у пирса, вдруг осела ниже ватерлинии, потом ее подбросило вверх, как будто какая-то титаническая сила собралась выкинуть ее на сушу, и я увидел, что вместо правого борта у нее — зияющая рваная дыра. Внутри можно было рассмотреть жилы обрезанных труб, смятый и сорванный со своего места двигатель, вывернутые наизнанку механические внутренности, жалкие и уже бесполезные. Где-то внутри пробивался пар, потом там приглушенно ухнуло и двигатель окутался неярким оранжевым пламенем. «Мурена» не была воином, она не ожидала этого. Секунд десять она стояла, неуверенно накренившись, чадила черным дымом и у пустых глаз-иллюминаторов было удивленное выражение. Она утонула очень быстро — крен резко усилился, она черпнула воды и почти тут же завалилась на бок и стала погружаться. Ее смерть была быстрой. Не больше половины минуты — и море снова стало гладким, не считая того места, где его поверхность все еще волновалась и шла непривычно большими кругами.
— Прощай, «Мурена», — сказал я, приложив ладонь к стеклу, — Спокойных снов тебе там… У меня больше никогда не будет такого корабля, как ты.
Я вспомнил то ощущение, с которым руки ложились на штурвал. И какой теплой была на ощупь палуба под босыми ногами. И как мы неслись, ломая волны, навстречу ветру, дробя все вокруг в хрустальные брызги. Мы были неукротимы, мы дышали этим воздухом и жили им, мы никогда не оборачивались назад…
Спи спокойно, «Мурена». Надеюсь, там тебя уже никто не потревожит.
Крейсер приблизился настолько, что уже видны были глубокие вмятины на его раскаленном корпусе, я даже разглядел небольшие опаленные отверстия, которые обычно остаются после попадания залпа картечи с близкого расстояния. Корабль явно побывал в тяжелой битве, но сумел выйти из нее и даже осмелился спуститься на планету.
Посадить бы на орбиту потрепанный имперский монитор с его допотопными торпедами — и то крейсеру пришлось бы туго. Или не монитор, обычный герханский штурмовик. Штурмовик — муха против такого корабля, но это был бы шанс. Но здесь нет штурмовика, здесь есть только один герханец. Который прилично устал от всего и хочет только побыстрее закончить эту утомившую и все тянущуюся игру. Как я сказал — кода?.. Да, струны уже устали.