Я опять прокручивала в голове все ту же давнишнюю мамину фразу о плохой наследственности. Она знала… знала, что со мной такое будет — потому что таким был мой отец. И следующая мысль принесла мне ещё больше горечи, но и она была верной. Мама покончила с собой, потому что не хотела иметь дел ни с отцом, ни со мной — его уродом.
Проснувшись на следующее утро в ванной на полу, я с удивлением увидела, что у меня на руках привычные ногти — и даже не было никакого намёка на какие — то черные когти…. Но я знала, что это всё — равно во мне есть. Я чувствовала это.
Я чувствовала себя уродом.
Я попыталась найти близких отца — не родных: родных у него не было, но хотя бы друзей или знакомых…. Но дедушка к тому времени успел выкинуть все записные книжки папы, и единственное имя, которое мне удалось узнать — имя того самого друга, который перевёл крупную сумму денег на дедушкин счет.
Мецената, позаботившегося о маленькой осиротевшей девочке, звали Владимиром Баевым. Рассудив, что имя такого человека (несомненно, очень богатого — ту сумму, которую он перевёл, вполне хватило на десять безбедных лет — бабушка и дедушка даже не трогали квартиру, доставшуюся мне от родителей), я принялась искать его имя в газетах… И нашла. Оказывается, он жил в совершенно другом городе, очень далеко от нашего сибирского городка…Владимир Баев был крупным бизнесменом, имеющим бизнес не только в России, но и за рубежом. Много внимание уделялось его немецкому и испанскому проектам… А на одной из последних газет в подшивке я увидела информацию о заказном убийстве. Баева убили вместе с женой и друзьями, подложив взрывное устройство под днище автомобиля.
Так оборвалась единственная нить, ведущая к отцу и к самой себе.
Я …я не знала, как дальше строить свою жизнь — то, что передал мне отец, сильно влияло на мою жизнь, требовало подчинения, удовлетворения своих «животных» нужд и потребностей.
Тогда я впервые за многие годы пришла в квартиру родителей. Бабушка сохранила там всё по- прежнему — как музей своей дочери; не допуская даже мысли о продаже или сдаче квартиры в наём. Денег, как я уже говорила, благодаря Владимиру Баеву, на жизнь хватало…
Дома… я ходила по комнатам, по своей прошлой, по своей детской жизни, мгновенно взрослея — и теперь, глядя на всё другими глазами, понимала, что не только отец виновен в трагедии.
Они оба утратили над собой контроль. Отец — допустивший насилие над матерью, и мама, предпочетшая сдаться, а не бороться за наше счастье. Если она ненавидела отца, если она ненавидела меня, как его продолжение, она могла уйти, начать всё заново — но не бросать всё так… нелепо.
Глядя на мертвые вещи в мертвой квартире я поняла, что жизнь — это великий дар, и мы — только мы- можем ей распоряжаться. Независимо от того, что я получала в наследство от отца — я смогу это выдержать, смогу не поддаться.
Смогу.
Именно тогда, в пустой квартире моих родителей, родилось железное правило постоянного контроля над собой.
Не скажу, что удержать это правило было просто — это было невероятно сложно. Но, помянуя об истории моих родителей, я отчетливо понимала: выбора всё равно нет. Или сражаться с самой собой, или…
Но у меня получилось. Я поступила в Новосибирский технический университет на кафедру прикладной математики и информатики, закончила его с отличием, тут же получив выгодное предложение от одной московской it-компании.
Переехала в Москву, стала продвигаться по карьерной лестнице, сбрасывая ненормальное сексуальное желание, как и прежде, в спортзале: несколько часов на тренажёрах отличный способ обмануть организм… Я так и не решилась «попробовать» запретный вид наслаждения, боясь, что после первого раза я не смогу остановится и превращусь в женскую версию своего отца… В перерывах я успела путешествовать и совершенствоваться.
Мой день всегда расписан по минутам, я никогда не позволяю себе сбиться с графика, а если график сбит не по моей вине — я тут же составляю новый, пытаясь найти способ, как избежать подобной проблемы в будущем. Я никогда никуда не опаздываю, всегда плачу по счетам вовремя, никогда не забываю о днях рождениях и памятных датах моих друзей и знакомых. Я даже никогда не наедаюсь по ночам: не потому что боюсь потолстеть, а просто потому, что это ослабление контроля над телом — то, чего я избегаю.
Я контролирую своё тело. И только я.
И даже сегодня, в день, когда мне исполнялось тридцать лет, я старательно удерживала самоконтроль, не позволив подружке заказать ещё одну бутылку вина.