- Ну и чертовщина,-ответил ему другой.- Придумают же!
Что-то там со скрежетом, сильно стали ломать.
- Не сорвись: ступеньки скользкие... Да сними
ты рукавицы! Ребята, примите ломик.
- Какая высота?-спросил кто-то.
- Да может, метров сорок,- сказал Руслан. (Я сразу узнал его голос.)-Посветите ему. Смотри не сорвись.
Где-то там, высоко под сводом пещеры, ударил яркий, ослепляющий луч света, туда-сюда метнулся по стенам вверху; по стенам же, причудливо неровным, начал спускаться ниже, ниже.
- Эй!-крикнул Руслан.-Костя, как дела? Жив?
- Нормально,-задрав голову, сдавленным голосом ответил я.-Вас сколько там человек?
- Хватит... Ребята, не лезьте же вы все разом! Гниль ведь-вся эта башня. Степан, свети! Да сними ты рукавицы! Сразу за мной никто, ребята, не лезь. А то один там сорвешься - и всех разом посшибаешь.
Сквозь веки я все явственней ощущал теплый и ровный световой фон. Я потихоньку открыл глаза. Пещеру освещал обычный свет карманных фонариков.
ВОЗВРАЩЕНИЕ
Я даже не заметил, как постепенно во всех окружавших меня людях почти бесследно растаял незнаемый цвет тау. Больше не виден был и тот белесый налет, который я принял за иней. Так виделась мне какая-то подземная плесень - вот откуда седой, мертвенный след на траве!.. Перегнившая до брожения болотная почва прилипала к подошвам посетителей пещеры, и они на своих ногах выносили на поверхность споры грибка, который и поражал траву! Так появилась белесая тропа, которую я увидел вечером...
По скользкой лестнице внутри башни мы с Женей поднялись на поверхность земли. Когда я вышел из сеновала, у меня закружилась голова. Наверное, я слишком устал за последние дни. А может, голова кружилась оттого, что здесь был такой свежий утренний воздух-не то, что в затхлом подземелье. Или потому, что чистейший свет, разлитый над лесом по восточному небосклону, слепил меня своей прозрачной бездонностью.
Когда я снова почувствовал себя легко и уверенно, слабые тауцветные оттенки из всего, что меня окружало, совершенно исчезли.
Я видел, как и прежде! Как и все!
У меня было такое ощущение, будто я после очень долгих странствий вернулся домой. Над зелеными, близкими и далекими лесами светилась огромная бледно-палевая заря. А над ней простиралось хризолитовое, а выше бирюзовое, а еще выше - над самой головой - синее небо!
Внизу по низинам неслышно текли белые туманные реки. Вокруг зеленела трава и темно-зелено-тихие, еще не проснувшиеся деревья.
Мы с Женей медленно пошли по старой, заросшей дороге. Потом свернули и неторопливо зашагали по холму.
Девочка молчала, смотрела по сторонам, словно кого-то надеялась увидеть. У нее было такое выражение лица, как будто она что-то пыталась вспомнить.
И до чего ж она была бледна и худа. Огромные глаза да торчащие ключицы. А на скулах шершавые, розоватые лишаи.
Мы шли с ней медленно, просто так - пока "оживителей" воды извлекали из подземелья и покатам, в сеновале, что-то выясняли и уточняли. Вокруг было очень тихо. С каждой минутой лес и окрестные поляны становились светлей и теплей. На деревьях давно уже щебетали и кричали птицы. А в близкой деревне орали петухи.
- Сейчас май?-вдруг спросила она.-Или какой месяц?
- Уже июнь. А что?
- Просто так... А как вас зовут?
- Костя.
Мы с ней отошли от мрачного тяжелого сеновала метров на двести.
- Когда тебя украли? - спросил я.
- Давно,- ответила она и задумалась.- В том году, а может, и раньше. Тогда тоже было лето... Я купалась, а потом пошла домой. И брат Диомид позвал меня в машину... А когда мы отсюда домой уедем? Я маму плохо помню,виновато улыбнулась она.
- Скоро. Сегодня утром ты будешь дома! - улыбнулся я ей.-А где же ты жила?
- Теперь? Или давно?
- Где тебя прятали?
- Под полом у брата Диомида. Там есть маленькая комнатка. А двери из толстых-толстых белых досок. И еще там Оля была. Она там еще раньше меня жила. Мы с ней в куклы играли или вышивали. Но ее брат Диомид с миром отпустил домой, и я осталась.
- Страшно было?
- Скучно... Да и страшно, когда брат Диомид свет выключал.
До заросшей дороги мы по кругу не дошли метров пятьдесят. Снизу из туманной низины мчался мотоцикл.
Еще не поравнявшись с нами, мотоцикл остановился...
С заднего сидения мотоцикла соскочила девушка, остановилась, замерла, глядя на нас.
Мотоциклист покатил к шумному сеновалу.
- Это Лариса,-глянув на меня, спокойно сказала Женя.-Моя сестра.
Я и так видел, что это Лариса.
Она бежала к нам.
-Женька!! Женя!..-побледнев, закричала она.-Неправда! Неправда!..-подбежала, схватила ее в объятия.
А девочка улыбалась и не по-детски сдержанно смотрела на Ларису, Сквозь ее наивную доброту и спокойную улыбчивость просвечивало все ее непонимание невероятности происходящего: очевидно, она всегда была уверена, что такая встреча произойдет,
Я только теперь обратил внимание, что Лариса в ярко-зеленом, с изумрудными отливами платье. Да, волосы у ней каштановые, золотисто-умбровые. Цвет лица-нежно-персиковый. А глаза!.. Зеленые, каких я никогда не видел. Зеленые, небесно-зеленые,- такой иногда бывает средина весенней зари...
У меня снова возникло такое ощущение, как будто я только что вернулся домой из далеких и долгих странствий.
- Лариса,- сказал я,- когда ты подбежала, я вспомнил, что ты говорила мне о ней, о Жене. А до той минуты и не догадывался, что это именно она и есть.
- Что говорить... Ведь мы считали, что она утонула. Ах, Женя, Женя! А как мама узнает?..
- Ее надо подготовить,-сказал я.-Вначале надо сообщить вашему отцу.
Приехала медицинская машина, а за ней милицейская. Из широченной двери пепельно-черного сеновала вышел и побежал к машине Руслан. Я его даже не сразу узнал, видя его в обычных одеждах.
Мы направились к сеновалу, где перед дверью уже стояли две автомашины, мотоцикл и толпилось немало народу.
Навстречу нам быстро шагал высокий, строгий человек. Из-под его плаща виднелись краешки белого халата.
- Вас как зовут, девочка?-спросил он.-Женя? Как вы себя чувствуете?
-Хорошо,-пожав плечами, тихо проговорила она.
Врач горько усмехнулся.
- Ну, пойдемте, Женя, в машину,- сказал он.- Здесь еще свежо. Скоро мы вас отвезем домой...
Когда мы проходили мимо широко открытой двери диковинного сооружения, я приостановился. Из внутреннего полумрака пустого строения, как бы проявляясь на фоне темного экрана, к обширному проему двери рядом с Горшиным шел Ниготков. Он был уже обычного цвета. Только колени его песочно-серых брюк были мокрыми и поэтому казались черными, будто с заплатами.
Выйдя из сеновала, Ниготков мельком взглянул на меня, сделал рукой неопределенное движение...
- Жаль,- сказал он,- не удалось мне с тобой по-настоящему побеседовать...
- Побеседуйте, Демид Велимирович, лучше с прокурором.
- Все порушили...-провещал он и неожиданно остановился передо мной, стоял на кривоватых ногах неподвижно, как на деревянных.- Все погубите! Уж и водицы живой испить - нет источника! И ты запомни это - душу в мертвую воду не вдохнешь.
- Вам кажется, что вы мудрый хитрец, Ниготков. Но вы просто помешались: в обмен на жизнь ребенка никогда не напьетесь, Демид Велимирович. Вы уже пили, да только что-то у вас все губы пересыхают.
В глазах его проступила перламутровая муть. Не знаю, было ли ему что сказать. Раньше не говорил. А теперь не было времени. Повернулся он и, будто и не останавливался, потопал за тем дядей, которого я не знал.
Ко мне подошли Лариса и Женя.
Поверх рубахи на плечи девочки был накинут чей-то плащ.
- Мы сейчас уезжаем,-сказала Лариса.-Так врачи решили: в Подлунной Женю у кого-то там уложат спать. Ей это совершенно необходимо, потому что она ночь не спала, да и нервно истощена.