Счастье.
Осознание молнией ударило по разуму, заставляя поморщиться и попытаться схватиться за голову руками, в надежде обуздать накатывающие волны боли.
— Я помогу тебе… — прошептали сухие и потрескавшиеся губы мужчины, чьи руки аккуратно уложили его обратно на землю, чтобы прошептать нечто невразумительное и погрузить раскрытую ладонь в собственную грудь. — Я спасу тебя… — надрывный голос черноволосого заставил сердце сжаться, ведь в нем было столько боли и сожалений. — Хотя бы тебя…
Из груди он вынул странный предмет, чей свет успокаивал разум, даруя уверенность.
Улыбка мужчины стала шире. Счастливее.
«Смогу ли я так же улыбаться?» — подумал мальчик, проваливаясь в сон. Он знал, что его спасут, чувствовал, что мужчина перед ним не сделает ничего плохого. Он позволил своему разуму расслабиться, отпуская поводья воли.
***
Шли часы. Кирицугу Эмия — спаситель парня привез его в больницу, отдав полуживого ребенка на руки врачам, ожидая результатов в коридоре, стиснув зубы и игнорируя шепотки медработников, думающих, что он их не слышит.
Медсестры, занимающиеся лечением, не верили в спасение мальца, так же, как доктора, но все равно каждый делал все возможное, чтобы оттолкнуть подходящую слишком близко «старуху с косой».
В конце концов, к оперившемуся локтями о колени магу подошел врач, устало вытирающий стекла очков:
— Эмия-сан, — взгляд темно-карих глаз лысеющего медика вильнул в сторону. — Его состояние стабильно-тяжелое. Вы можете войти в палату, но прошу, не будите и никаких громких отвлекающих звуков. Больному нужен покой.
Кирицугу кивнул, проводив глазами удаляющуюся спину врача, неуверенно подходя к двери палаты, бесшумно проскальзывая в ту и замирая от вида открывшейся картины.
Запах пропитавших некогда белоснежные бинты антисептиков и прочих препаратов бил в нос не хуже недавней гари. Лицо ребенка, искаженное в ощутимой даже в забытьи агонии, тонкий, едва уловимый «запах» магии Грааля, точнее, его омерзительной скверны.
Каждая отмеченная острым глазом мага деталь заставляла его сильнее хмуриться.
Помогут ли предпринятые им меры? Смогут ли исправить покорёженное и без того малое число цепей, давая возможность полноценно жить, а не существовать?
Эмия сел на стоящее в углу у столика кресло и слегка опустил веки, продолжая наблюдать за лицом ребенка. Теперь все зависит только от случая, или того, как повернётся к ним судьба. Будет ли благосклонна, дарует ли свою милость. Что бы ни произошло, он будет ждать.
***
Бескрайний океан бушующего ядовито-зелёного пламени кружил вокруг него, закручиваясь в огромные вихри, искривляясь в причудливых узорах.
Вокруг не было ни неба, ни земли, ни верха, ни низа, только нескончаемая круговерть энергий.
Пламя не обжигало, не доставляло и капли дискомфорта, напротив, ощущаясь родным и знакомым, вселяя в израненную и сломанную душу уверенность в будущем, уверенность в том, что смерть отступит. Обязательно отступит.
Дух видел в сполохах лица неизвестных, видел то, чего никогда не знал, но подсознательно понимал — это отголоски прошлого, давно утерянного им. Осколки воспоминаний, разрозненные, слабо структурированные, приятные и ужасные, все они кружились вместе с огнем в вихре хаоса.
Личность «ребенка» восстанавливалась, срастаясь подобно осколкам стекла, движимым магией вспять, объединяясь в некогда единое целое. Да, оставались прорехи, пустоты, но чутье говорило, что они затянутся. Со временем.
Душа, покрытая трещинами, восстанавливала целостность, впитывая ядовитое пламя, один лишь вид которого мог вызвать сердечный приступ у простых смертных. Вокруг продолжали кружить неясные образы, сменяя друг друга. Он не знал, когда лица людей сменились мордами чудовищ, когда он перестал их пугаться, но чем дольше продолжался калейдоскоп абсурдных для простых людей видений, тем сильнее извивался разум, загнанный в рамки привычного.
Но даже у такой эфемерной конструкции гибкость не может быть бесконечной. Груз прожитых лет иной души, сотворенных ею дел и увиденных чудес давил не переставая.
Новая личность, сформированная на останках души мальчика и приращенной к ней искорёженной сущности ломалась под весом грехов себя прошлого даже не осознавая этого. Мышление, непривычное современным людям, но родное тем, кто выживал во время нашествия эфирных и демонических существ, брало верх.