Выбрать главу

– Нет, – ответила Ольга. – Булата и Дениса мне оставьте, а сами можете быть свободны.

– Хорошо, – кивнул я и, посмотрев на Бокова, добавил: – Пошли. Поговорить надо.

Мы вышли во двор, немного прошли по территории и остановились у небольшого сада. Метрах в двадцати от нас, у дерева с ярко-фиолетовыми фруктами, похожими на малину, но размером со среднее яблоко, сидит связанный Пан. К стволу его тоже на всякий случай привязали. Голова упала на плечо. Отключился.

– Что будет с ним? – тихо спросил я.

– Казним, – безразлично ответил Андрюха. – Почему тебя интересует именно это, Никит?

– Потому что меня выбешивает происходящее, – сквозь зубы ответил я. – Мне не нравится ваша жестокость. На недоверие к себе давно забил. Доверяете или нет, плевать. Не будьте жестокими, вот чего хочу.

– Где ты увидел жестокость? – удивился Боков. – Это называется справедливостью. Пану не уготована лёгкая смерть. Из него будут вить верёвки. Не мы. Другие люди, которые давно желают его смерти. Увы, но лёгкой смерти ему не видать. Она будет долгой и мучительной.

– А какую бы ты выбрал? – спросил я, стараясь успокоиться. Конфликт мне не нужен, но, похоже, без него не обойтись.

– Я? – удивлённо хмыкнул Андрюха. – Странно, что ты спросил… Ладно, так уж и быть. Свою смерть я вижу от старости во сне. Это лучший вариант. Худший – пуля в голову, когда её не ждёшь.

– Пуля в голову – лёгкая смерть… – пробормотал я. – Смерть – конец пути. Она страшна. Умирать не хочется. Хочется жить. Верно?

Андрюха кивнул.

– Что будет с Трутнем? – спросил я.

– Тоже казнят, Никит.

– По-другому никак?

– Увы, но нет.

– Хорошо, – кивнул я и спросил: – Почему ты отдал приказ убить бойцов Пана после того, как они сдались? Почему не казнил?

Андрюха пожал плечами:

– Не знаю. План был такой. Менять не хотел. Убить оказалось проще.

– Да, умерли они быстро.

– К чему этот разговор, Никит? – с ноткой подозрения спросил Андрюха.

– Ни к чему, – ответил я. – Просто так.

Мой автомат остался в машине. Надобность в нём отпала, и он вернулся на законное место. А вот пистолет всё ещё при мне. Вытащив его, я прицелился Пану в висок и выстрелил. Главный злодей умер, так и не узнав об этом. Лёгкая смерть, которой не заслужил.

– Ты нахрена это сделал? – спросил опешивший Андрюха. Глядит то на мёртвого Пана, то на меня. – Никитос, рехнулся? Ты зачем убил его?

Я убрал пистолет в кобуру и молча направился ко входу во дворец. На четвёртом этаже, возле баррикады, лежит связанный Трутень. Второй боец, с раной в животе, умер спустя несколько минут, как я обезоружил Трутня. Его застрелил Пашка Кузнецов, избавив от мучений.

У входа во дворец мне попалась обеспокоенная Раиса и спросила:

– Кто стрелял?

Я ткнул себя большим пальцем в грудь и ответил:

– Я стрелял. Избавил Пана от мучений.

Мне удалось подняться на четвёртый этаж. Никто не остановил. Приблизившись к баррикаде, остановился. Связанный Трутень сидит у стены и смотрит в пол. Его неслабо избили. Лицо – сплошное кровавое месиво. Без сознания.

Прицелившись, я закрыл глаза и выстрелил.

***

Тронный зал и трон, на котором восседал Пан. Глупое действие, глупая реализация, всё глупое. Зачем?

Нет, на этот вопрос сложно найти ответ. В голову Пана не залезешь. Минут десять назад в неё залезла девятимиллиметровая пуля, которую выпустил я.

Сейчас сижу на троне Пана и пытаюсь понять его. Не могу, сколько ни стараюсь. Почему нельзя было жить иначе? Зачем? Зачем он делал всё для того, чтобы его судьба была такой?

На меня смотрят девять человек. Все свои. Булат Мусин и Денис Нугуманов стоят в отдалении и в предстоящей дискуссии вряд ли будут участвовать. Раиса Серкова и Ольга Баркова что-то тихо обсуждают, изредка поглядывая на меня. Андрюха Боков расхаживает по залу в задумчивости. Подремонтированный Сашка Бодров и Осипов Илюха слушают рассказ Пашки Кузнецова. Максим Ефименко с абсолютным умиротворением смотрит в окно. Ему плевать на происходящее. Зубарь не пришёл. Хреново ему стало. Ошивается где-то на улице.

– Когда уже? – спросил я.

Боков остановился, посмотрел на меня и тихо сказал:

– Я не могу понять, зачем ты сделал это, Никита… План… Наш план… Ты обрушил его…

– И что? – спокойно спросил я. – Что с того, что Пан умер раньше срока? Трутень, как я вижу, вам до лампочки.

– Пана ждала казнь! – громко сказала Раиса. – Ты дал ему лёгкую смерть! В этом мы тебя обвиняем!

– Да, Никита, – кивнула Ольга Баркова. – Ты виноват, как ни крути. Дело ещё не закончено. Мы снова подозреваем тебя.

Я рассмеялся:

– Подозреваете? Да ладно? Я человек Пана, верно? Я дал ему лёгкую смерть. Нет, это ничего не говорит. Я просто проявил милосердие. Не слышали о таком?

– Не тот он человек, чтобы его получать, – покачал головой Боков.

– Да какая разница? – крикнул я и вскочил с ненавистного мне трона. Психанув, с трудом опрокинул его. Упал он громко.

– Что, чёрт возьми, с вами происходит? – продолжил орать я. – Посмотрите на себя! Вы возомнили себя волкодавами. Создали маленькую армию. Продумали план. Колоссальная работа выполнена идеально. Но есть огромный минус: вы не волкодавы! Вы волки. Такие же, как были Пан и его шайка. Милосердие – важная черта. Научитесь её проявлять!

У меня появился союзник. Честно, не ожидал.

– Он прав, – тихо сказал Максим Ефименко. – В первую очередь, Никита прав в отношении тебя, Боков. Ты ведь жил смертью Пана. Мечтал об этом. Скажи, что я не прав?

– Прав… – тихо ответил Боков.

– А ты, Раиса? – продолжил Максим. – Разве ты не хотела пустить пулю в голову Пана?

– Нет, – твёрдо ответила Раиса.

– И ты права, – кивнул Максим. – Такая лёгкая смерть вас не устраивала. Ни тебя, ни Бокова. Мы ведь давно могли всё изменить. Более грубо, возможно, с потерями, но давно. Год назад, как минимум. Но нет, надо же сделать это красиво. Получилось, не спорю. Поцарапанную задницу Бодрова в расчёт не берём.

– Не задницу, а бок, – недовольно огрызнулся Саша Бодров и, показав на свежий шов на лице, добавил: – Ещё рожа страданула, об этом не забывай.

– Да плевать, – отмахнулся Максим. – Это царапины, и обращать внимание на них не стоит. Суть разговора в другом: Никита убил Пана, и вы озлобились на него. Разве он виноват в собственном милосердии?

Я подошёл к Илюхе Осипову почти вплотную и спросил:

– Ты жал на спуск. Ты стрелял в тех, кто сдался. Что ты чувствуешь?

Осипов виновато опустил взгляд и пробормотал:

– Я готовился к этому… не знал, что придётся наверняка, но готовился… мне неприятно…

– Неприятно? – усмехнулся я. – Да тебя тошнить должно об одном упоминании. Каким бы плохим человеком ни был Пан, но он заслужил милосердие. Пусть даже это милосердие несёт смерть. Вы и ваша шайка осточертели мне! Все!

– Слишком громкое заявление, – прорычал Боков.

– Плевать, – отмахнулся я и побрёл к выходу.

– Остановись, Никит, – попросила Раиса. – Остановись и попробуй объяснить.

– А что объяснять? – спросил я, остановившись у двери. – Вы ведь не слышите. Вы получили то, что хотели, но несёте какую-то чушь. Я сделал всё правильно. И пусть на моих руках кровь. Мне было проще убить этих двоих. Я не хотел смотреть на то, что с ними будут делать. Даже думать не хотел. Это было моё личное милосердие. Вы своё получили. Радуйтесь!

Я вышел на улицу и направился в сад, который имеется на территории участка. Отыскав лавочку, сел на неё и закрыл глаза.

Максим Ефименко пришёл спустя минут пять. Тихо сев рядом, закурил.

– Дай сигарету, – попросил я.

– Ты вроде некурящий, – сказал Максим, но сигарету протянул. Самый настоящий Винстон. С мира прежнего.

– Не курю, – ответил я. – Но захотелось…

Сделав первую затяжку, я поплыл. Закружилась голова, стало подташнивать. Организм понимает, что сигаретный дым яд, и пытается защититься всеми способами. Не хочет, чтобы его отравляли.

На второй затяжке не выдержал и закашлял.

– Брось эту дрянь, – посоветовал Максим. – Вижу, что тебе хватило. Сам редко курю. Бросаю…