Я бросил сигарету в небольшую урну, стоящую у лавочки. Прихода, который словил от пары затяжек, мне хватило. Лучше бы водки выпил.
– Мы не оправдали твоих ожиданий, верно? – спросил Максим.
– А кто я такой, чтобы требовать? – вопросом ответил я. – У вас свой взгляд на ситуацию. У меня иной. Такой же, как этот мир.
– Твоё мировоззрение мне ближе, Никита.
– Оно не самое лучшее, Максим. Я просто новичок. Не стоит заморачиваться обо мне. Я не лучше вас. И не хуже.
– Думаю, что тебе в данном случае будет лучше уехать, – уверенно сказал Максим. – Лучше для всех. Оставшуюся работу мы проделаем самостоятельно. Её не так много. Посёлки уже наши, как ни крути. Население Двойки и Рога узнает, что Пан мёртв, и доделает работу за нас.
– Не так много работы? – усмехнулся я. – Увы, но ты даже не представляешь, сколько её. Это только начало. Впереди много сложностей. С завтрашнего дня я с вами. Сегодня нет. Надо успокоиться. До скорого, Макс…
Глава 10
Голова гудит…
Паровоз в голове…
Старый, ржавый, работающий с трудом…
Тащит несколько вагонов. Топка загружена углём. Котёл на максимальном давлении. Кулисный механизм движется с натугой. Паровоз не вывозит…
Какого чёрта паровоз делает в моей голове, и как его оттуда вытащить?
Открыв глаза, я понял, что всё не так просто. Левый глаз не открывается. Только правый, и только наполовину. Ощущение, что моё лицо использовали вместо наковальни. Про тело и говорить нечего…
Тело болит так, словно побывало в качестве прокладки между сваей и бабой сваебоя. В какой заднице я побывал?
– Вроде очнулся, – сказал кто-то. – Глаз правый приоткрыл. Погляди.
– Да, в себя пришёл, – ответил женский голос. – Крепок, однако. Думала, минимум сутки ещё спать будет.
Надо мной нависла Ольга Баркова. Натянуто улыбнулась.
– Что вы со мной сделали? – с трудом спросил я.
– Это ты сам с собой сделал, Никит.
По голосу я определил, что говорит Андрюха Боков.
– Сам? – по возможности удивился я. – Ничего не помню…
– Сейчас я тебе укольчик поставлю и отцеплю капельницу, – сказала Ольга. – Потерпишь немного. Будет больно. Очень больно. Зато минут через пять легче станет. Готов?
– Готов, – пробормотал я. – Хуже всё равно быть не может…
Укола не почувствовал. Только какие-то манипуляции с правым бедром.
– Готово, – сообщила Ольга. – Не жжёт?
– Немного, – ответил я, чувствуя, как по ноге распространяется лёгкое жжение. Даже приятное в какой-то степени. Лучше, чем тупая боль, которую ощущаю всем телом.
Насчёт приятного жжения я ошибся. Распространяясь по телу, оно начало становиться сильнее. Спустя полминуты мне показалось, что меня засунули в кипящий котёл и начали варить.
Минуты три чудеса длились. Недолго. По ощущениям вечность. Боль стихла резко, и на её место пришла приятная лёгкость.
– Терпеливый, однако, – с удивлением сказал Боков.
– Не то что ты, – ответила Ольга. – Помнишь, орал как резаный?
– Я и был резаный, – недовольно буркнул Боков.
Еще минута, и я начал осматриваться. Лежу в комнате с одним окном, кроватью и тумбочкой. Стены и потолок белые. Из одежды на мне только трусы. Укрыт лёгким одеялом бело-коричневого цвета. Рядом с кроватью стоят Ольга Баркова и Андрюха Боков и пристально смотрят на меня.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов! – воскликнул Боков.
Я с трудом сел и пробормотал:
– Это конфабуляция. Эффект Манделы, если по-современному.
Ольга нахмурилась и сказала:
– Похоже, что сотрясение сильное. Не понимаю, что он говорит.
– Никит, ты о чём? – спросил Боков.
– Глеб Жеглов не говорил: «Ну и рожа у тебя, Шарапов», – ответил я. – Он сказал: «Ну и рожа у тебя, Володь… ох рожа. Смотреть страшно». Конфабуляция – ложная массовая память. Так понятнее? Эффект Манделы то же самое. Умер он в две тысячи тринадцатом году, но все считают, что гораздо раньше. Долгая история, если всё рассказывать.
– Интересно, – смутилась Ольга. – Беру слова обратно. Сотрясения, возможно, нет. А если и есть, то лёгкое. Крепкий ты, Никита.
Первым делом я посмотрел на руки. Костяшки не просто разбиты, они уничтожены. Ощущение, что я ломал кулаками бетон. Кровь давно запеклась и превратилась в толстые грязные коросты.
До самых плеч руки усыпаны синяками. Плечи тоже в синяках. И грудь. И ноги. Не удивлюсь, если узнаю, что на заднице тоже синяки. Большая часть синяков недостойна, чтобы их замечать, но наберётся десяток таких, что смотреть страшно. Я что, со скалы упал? Со скалы в озеро упал… а затем водоворотом в пещеру затянуло и по подземной реке пару десятков километров протащило… затем меня поймали пещерогрызы и долго жевали… потом был в желудке углеводородного червя… что-то фантазия разыгралась…
Суставы ломит. Позвоночник отказывается гнуться. Что с лицом, боюсь представить.
В руках Бокова появилось зеркало, и он направил его на меня.
– Ну и рожа у тебя, Шарапов… – пробормотал я, напрочь забыв обо всём и тем более о конфабуляции и эффекте Манделы.
Левый глаз пострадал больше всего и распух до ужаса. Жаль, нет рассечения. Удалось бы избежать такого масштабного синяка. Правый глаз можно считать относительно целым. Нос размером с солидную картошку. Губы большие и тёмно-синие. На шее глубокая царапина.
– Кто меня так отделал? – тихо спросил я.
– Да много кто, – усмехнулся Боков. – Так сразу и не скажешь. Долгая история. Но интересная!
– Сушняк… – пробормотал я. – И жрать хочется. Мы, вообще, где?
– В посёлке Двойка, – ответила Ольга. – У меня дома. Это одна из трёх палат. Подрабатываю иногда. Лечу таких, как ты. Идти можешь? Чай стынет.
Мне дали новую одежду. Серого цвета спортивный костюм. Старая одежда выброшена, потому что превратилась в лохмотья.
Идти могу, но покачиваясь и стараясь за что-нибудь придерживаться. Дом у Ольги большой. Коридор широкий и светлый. Кухня просторная, с роскошной мебелью. Большое окно во всю стену имеет вид на реку Тихую. Красивый вид, ничего не скажешь. На втором этаже находимся.
– Хорошо живёшь, Оля, – сказал я и начал через силу пить чай. Зубы на горячее отзываются болью. – Давно я здесь, если не секрет?
– Со вчерашнего дня, – рассказал Боков. – Утром тебя отыскали и привезли.
– А из дворца Пана я когда уехал?
– Позавчера, Никит, – улыбнувшись, ответила Ольга.
– Ничего не помню. Давайте рассказывайте, что со мной произошло.
Андрюха приступил к рассказу. Цепь событий совершенно точно восстановить не удалось, но большая их часть известна. Я, честно сказать, подобного от себя не ожидал.
Покинув в плохом настроении захваченный нами дворец Пана, направился в посёлок Заксенхаузен. Кейли моему приезду обрадовалась. Успокоив её и заставив сидеть дома, двинулся к старому контрразведчику Егорову и говорил с ним почти час. Удалось вспомнить всё это достаточно легко. Диалог со стариком был напряжённый. В конечном итоге он согласился с тем, что я прав и поступил правильно.
После Егорова приехал к Модесту Карандашову и познакомился там с Алёной Ревенко. Умная женщина. Судя по тому, что услышал: руководить финансовой частью трёх посёлков теперь будет она. Экономику подымать, так сказать.
После знакомства мы решили выпить. Я рассказал всё, что происходило. Возражений не последовало. Под действием алкоголя язык развязался. Все снова согласились со мной. Выпили мы с Модестом прилично. Примерно там память пошла фрагментами.
Зачем поехал в посёлок Рог, мне неизвестно. Модест умудрился забрать у меня ключи от машины, и доступ к имуществу я потерял. Деньги у меня были, и немало. Лучше бы их не было. Уговорив кого-то из жителей везти меня в посёлок Рог, через час был в одном из его кабаков. Там память окончательно отшибло.
Со слов очевидцев, которыми являются два бойца из отряда Зубаря, оставшихся в городе, ситуация получилась скверная.
Пил я в кабаке с тремя американцами и двумя казахами. Компания так себе, сразу надо было понять. Как угораздило-то?
Пили много, и то, что хорошо горит. Местный самогон. Посетителей было немного, и это хорошо. Драку начал не я. Один из казахов что-то не поделил с американцем и начал драться. Я решил разнять, но получил обратный эффект. Били меня, и бил я. Казахов точно свалил, парни Зубаря врать не станут. Сломал стол и два стула, но свалил. Получил по морде не раз, но свалил. С американцами было сложнее. Двоих ушатал стулом, третий оказался здоровым и крепким. И не таким пьяным. Битва была не на жизнь, а на смерть. Получил по самое не хочу, но вышел из схватки победителем. После этого был скручен и имел разговор с владельцем кабака. Ущерба насчитали аж на двадцать три тысячи кредитов. Чудом убедив, что всё отдам, я был выпущен на свободу. Ну почему все такие наивные-то?