- Мне сказали, что ты хорошо учишься - сказал он.
Я кивнула.
- Хорошая учёба, заслуживает поощрения - заметил он - И я готов сделать для тебя многое.
Я, молча, смотрела на него, ни как ни выражая своего отношения к его словам.
- Тебе понравилась новая одежда? - спросил он.
- Да - тихо сказала я.
- Вот видишь. Это только первый подарок. Если захочешь, у тебя будет много новой одежды, много игрушек и сладостей. А взамен от тебя потребуется только небольшая покорность и терпение.... Ну и конечно, хорошая учёба.
Он пододвинул ко мне лежащую у него на столе коробку с конфетами.
- Бери,... угощайся - предложил он.
Я робко взяла одну конфету и положила её себе в рот. Раскушенная, она излилась мне в горло, резким, жгучим напитком. Я поперхнулась.
- На, запей - заботливо предложил он, пододвигая мне кружку с чаем.
Я взяла чай и хлебнула. Он отдавал странноватым привкусом, но я подумала, что это из-за конфеты. Директор сидел и смотрел на меня. Моя голова стала кружиться, а предметы потеряли чёткость. Мысли стали путаться.
- Скажи, ты любишь подарки? - спросил директор.
- Да - вяло ответила я.
- А хочешь, есть конфеты каждый день?
- Да.
- Тогда, может быть, ты окажешь мне небольшую услугу?
- Да - машинально, ответила я.
- Иди сюда - позвал он меня.
Я безвольно встала и подошла к нему. Он усадил меня на колени. Полная расслабленность охватила моё тело. Тепло разливалось изнутри, делая всё происходящее нереальным и далёким. Он что-то шептал мне на ушко, на счёт того, как он меня любит и как хочет подарить мне весь мир, а взамен, я должна дать ему такую незначительную малость, что о ней даже и упоминать стыдно. Его руки стали гладить меня. Блузка, словно сама собой расстегнулась, а задранная юбка явила его взору мои трусики. Он задышал часто и взволнованно. Внизу, в его штанах, наметилось напористое движение.
А со мной начинало твориться что-то странное. Одурманенная человеческая сущность, отступала в сторону, давая дорогу зверю, живущему у меня внутри. Я склонилась к его шее и уловила пульсацию его вены. Он воспринял это как мою благосклонность к тому, что делал он, и не почувствовал надвигающуюся опасность. А мои губы уже ласкали его шею, ощущая аромат его крови, я, как и он, предвкушала торжество и удовольствие, предстоящего пиршества. Мои мысли перестали путаться и стали идти ровно и плавно, может быть потому, что, наконец, всё человеческое во мне окончательно отступило в сторону, и я превратилась в зверя. Я сидела боком, и это было неудобно ни мне, ни ему. Я ловко развернулась и села на него верхом.
- А ты умничка - похвалил он - Всё схватываешь на лету.
Его руки скользнули вниз, расстёгивая ширинку брюк, а мои к его шее. Думаю, он даже не понял, когда я, сделав резкое движение, свернула ему голову. Во мне ничего не дрогнуло. Я испытывала волнения не больше чем вы, когда отрезаете кусок торта и кладёте его себе на тарелку. Сейчас я была зверем, а он был моей законной добычей. Я склонилась к его шее и прокусила кожу.
Ещё раньше, врачи отметили одно единственное моё физиологическое отклонение от нормы, необычайно длинные клыки. Этому даже было какое-то научное название, но я его не запомнила. Почти в раз, потеряв, в свои пять лет, все молочные зубы, я быстро обзавелась крепкими и здоровыми зубами, среди которых, красовались клыки. Я редко улыбалась и ещё реже, без надобности открывала рот, так что если туда не заглядывать, увидеть мои клыки было невозможно. Впрочем, дети знали о них и за глаза, называли меня вампиршей. Если бы они знали, насколько они близки к истине.
Сейчас, я с легкостью пустила в ход свои клыки, словно всегда умела ими пользоваться. Горячая кровь хлынула мне в рот, даря сказочное удовольствие, которого ещё ни когда не испытывала. Моя жажда, была неутолима. Я пила и пила его кровью, и мне ни кто не мешал. Напившись вволю, я откинулась назад. Только мои губы были в крови, да на воротник блузки упало несколько капель. Но сердце директора ещё продолжало судорожно биться и выталкиваемая из артерии кровь, стекала по его телу. Сейчас, его лицо было умиротворённым, как никогда. Я расстегнула его рубашку, обнажив его волосатую грудь. Интересно, сколько девочек пролило на неё свои слёзы, пока он их насиловал? Я знала троих, но ведь до них были и другие, те, кого я не знала. Нет, не подумайте, они не были моими подругами, и я не мстила за них. Если честно, мне было безразлично, с кем и что он делал. Если бы он не трогал меня, то был бы сейчас жив. В этом мире меня заботила, только я сама и моё благополучие. Друзей у меня не было, а врагов всегда была целая куча.
Утолив жажду, я почувствовала сильный голод. Я слезла с кресла и стала обшаривать кабинет. В одном из ящиков, моему взору открылась целая коллекция разномастных сексуальных игрушек и фотографий. Собственно именно по ним, я и поняла, что и для чего предназначено. Равнодушно высыпав содержимое ящика на стол, я продолжила свои поиски.
Что я искала?
Мне нужен был нож или что-то близкое к нему. В итоге, я его нашла. Хороший, качественный нож, лежал в самой глубине одного из ящиков. Видимо не всегда его удовлетворяло только насилие, иногда хотелось и немного помучить свою жертву. Примерив его к своей детской руке, я снова забралась в кресло. Сердце директора уже затихло, и кровь не текла. Примерившись, я всадила нож, в его тело по самую рукоятку, и резким движением вниз, рассекла грудь. Обычный ребёнок на это не способен, но я была сильна. Раскрыв руками его грудную клетку, я увидела его сердце. Вот то, что я хотела. Такое же желанное, как кровь, нежная плоть должна была утолить мой голод. Я взяла его в руки и жадно впилась в него зубами. Сочная и сладкая мякоть. Ничто не сравниться с её вкусом. Кровь потекла по моему подбородку, пятная белую одежду. Приятное чувство сытости успокоило зверя во мне и, наконец, позволило пробудиться отрезвевшей, человеческой сущности. Я не почувствовала ужаса от содеянного. Даже изуродованный труп, не вызвал у меня отвращения. Я не была шизофреничкой, и у меня не было разлада в душе между моим зверем и мной. Просто, сейчас, он, наконец, пробудился и я это осознала. Так иногда бывает, ты просыпаешься, и понимаешь, что ты изменилась, стала другой. Может быть мне, ещё рано было задумываться над такими вещами, да я и не думала. Просто жила и выживала.
Говорят, что животные не убивают ради развлечения, это свойственно только людям. Меня не терзало ни чувство мести, ни желание отыграться за долгие годы унижения. Это был мой мир и другого я не знала. Всё чего мне сейчас хотелось, это только спать. Спать долго и спокойно. Но, перед этим, нужно было замести все следы, или как минимум, скрыть те, что могли напрямую указать мою причастность к произошедшему. Не знаю, что мной двигало и что подсказывало мне, что и как делать, возможно, что эти знания я получила ещё в утробе своей матери, когда чуждая мне кровь, проникла в меня и изменила меня. Так волк знает, как спрятаться от погони, а лисица, как замести свои следы.
Ворох документов, сваленный под дубовый стол, прямо между ног директора, загорелся от первой спички. Окно было открыто и свежий весенний воздух, колыхал красивые занавески. Я сделала музыку громче, зная, что ни кто не обратит на это внимания. Наоборот, это заставит окружающих держаться подальше от директорского кабинета, разумно предполагая, что это сделано нарочно, что бы заглушить крики насилуемой им девочки. Повинуясь мгновенному порыву, я сгребла весь его тайный архив, вместе с его извращенными игрушками и выбросила в окно. Фотографии, словно ночные бабочки, разлетелись вокруг, усеяв цветочные клумбы. Я скинула окровавленную одежду и бросила её в огонь. На мне остались только трусики и гольфы. Стол уже занялся огнём и запахло горелым мясом.
Была ночь, когда я покинула кабинет директора заперев за собой дверь. Я пошла в ванную, где тщательно отмылась от крови. Мне нравился её запах, но не нравилось, как засыхая, она стягивала мою кожу. Ключ я завернула в туалетную бумагу и спустила в унитаз. Вытершись, я нашла в стирке свою одежду, оделась и тайком выбралась в сад. Нас хорошо стерегли, но и у нас были свои лазейки, о которых не знали наши воспитатели. Забравшись на дерево, я устроилась между его веток, где, наконец, блаженно заснула. Меня не волновала судьба других обитателей детского дома. Кто не может сам о себе позаботиться, возможно, тому и незачем жить. Лично я всегда чувствовала опасность, и всегда успевала убраться от неё подальше.