– Хо… хорошо… – слабо выдохнула Валентина поднимаясь с помощью заботливо предложенной руки Прокофия Николаевича. – Вот, полы мыла и что-то в глазах потемнело…
– Валентина Степановна, познакомьтесь! – начальник отошёл в сторону и женщина оказалась лицом к лицу с пришедшим по её душу дьяволом. – Это капитан Егоров, он ищет нашего выпускника, Мишу… Мишу Росса. Он ведь был вашим воспитанником?
– Миша? – рассеянно повторила Валентина, чувствуя как приступ паники отступает и в памяти всплыло хмурое, почти никогда не улыбающееся лицо мальчика. – Да… Мишу помню…
– Добрый день, Валентина Степановна, – улыбаясь одними губами произнес капитан и протянул для рукопожатия руку. – Можете звать меня просто – Юра. Где мы можем поговорить спокойно и без свидетелей?
Закрыв скрипучую дверь на щеколду, Валентина Степановна указала на низкий топчан, укрытый ватной жилеткой, стоящий у окна:
– Вы можете присесть здесь, Юра. Это будет удобно?
– Вне всяких сомнений, – улыбнулся капитан, со вздохом облегчения опустился на лежанку и вытянул ноги. – Вы меня простите за развязность, но можно я сниму сапоги? Вторые сутки в дороге…
Молча кивнув, Валентина поставила на пахнущую старым деревом табуретку горячий чайник и достала из тумбочки кружки и жестянку с чаем. Дрожь в руках отступила совсем недавно, но слабость осталась. Ей стоило большого труда кинуть щепотку чая в кружку и налить кипятка не промахнувшись.
– Почему вы не захотели поговорить в кабинете Прокофия Николаевича? – пытаясь говорить спокойно, спросила Валентина, – Там было бы удобней, у него диван…
– Хотелось бы провести наш разговор без лишних ушей, Валентина Степановна, – ответил Егоров, стаскивая с ног сапоги. Обернувшись, он некоторое время сверлил её холодным, немигающим взглядом. – Вы боитесь меня, Валентина?
– Нет… с чего бы мне бояться вас?
– По вашим глазам я вижу, что у вас есть камень за пазухой, – по доброму усмехнулся капитан и потянулся за кружкой. – Вы не умеете врать. Но, бояться меня вам не нужно. Если бы я хотел…
– Нет у меня камня, – срывающимся от волнения голосом, ответила Валентина, но осеклась под мгновенно ставшим строгим взглядом офицера.
– Бояться меня не нужно, – с нажимом повторил Егоров. – Меня не интересуют ваши мелкие делишки. До вас ещё не дошло, что комитет государственной безопасности не занимается мелкими хищениями? Меня интересует Михаил Росс и всё, что вы можете рассказать о его детстве и последующей жизни. Вы поддерживаете с ним контакты? Он пишет письма?
Чувствуя, как ноги снова становятся ватными, Валентина Степановна присела на широкую скамью у стены напротив и отрицательно помотала головой.
– Мне нужно знать про этого человека всё. Как он попал в интернат, как себя вёл, куда после направился. Вы расскажете мне о его увлечениях, влюбленностях, страхах. И если информация будет для меня полезной, я не стану интересоваться ВАШЕЙ жизнью.
Свои акценты капитан успешно указал интонацией. Егоров искренне не понимал и не любил, почему его, защитника Родины и поборника коммунистической партии боятся те, кого он защищает, но иногда страх оказывался лучшим средством. И если эта женщина предпочитает страх, то она его получит. Взяв со стола вторую кружку с чаем, он протянул её собеседнице.
– Выпейте, успокойтесь и рассказывайте с самого начала. Начните с момента, когда вы впервые увидели мальчика.
Покорно сделав глоток из кружки, Валентина поперхнулась и надолго закашлялась. Однако эти секунды помогли ей прийти в себя. Отставив кружку в сторону, нянечка начала свой рассказ:
– Это был тысяча девятьсот тридцатый год, конец января… не соврать, вроде бы двадцать седьмое число… можно посмотреть в книге учёта детского дома, там всё записано. Примерно в три ночи в детский дом на санях приехала молодая семья, они нашли на дороге выброшенного кем-то младенца, завернутого в очень странную ткать. Мы ещё удивились тогда, расцветка странная, и на морозе она всегда тёплой оставалась, недоумевали все. Но это ещё не всё! После того, как ребёнка занесли в тепло, ткань начала разрушаться и просто исчезла, испарилась спустя час. Как сейчас помню, что всё это было взаправду, а не показалось… Тогда ещё сторож наш, Панкрат, говорил о божьем замысле… Ох, отвлеклась я, надо же про Мишу рассказать вам. Привезла его семья по фамилии Росс, поэтому такую же мы дали младенцу. А Михаилом прозвали, потому что кряхтел он как медвежонок, пока маленьким был. Даже во сне. – В какой-то момент лицо женщины прояснилось захваченное радостью воспоминаний и она, принявшись активно жестикулировать, выдала: – Мишка, он был уникальным, развивался не по возрасту, в семь месяцев ходить начал, в год уже болтал не умолкая, вопросы только и сыпались. Опережал развитием сверстников, в два года делал то, что некоторые в пять плохо умеют. Ох, какой он был, прекрасный малыш. Пока не повзрослел. А повзрослел Мишутка рано, пяти ему ещё не было, тогда-то и произошла та неприятность, не углядели мы…