Мы стояли перед люком, потеряв самообладание. Паганини пугливо прижался к перегородке и бесперестанно клялся в том, что муха принадлежала ему. Если бы кто-нибудь в этот момент закричал: «Земля приближается!», это, скорее всего, волновало бы в меньшей степени. Эта муха казалась нам предвестником Земли, непонятно, как она попала на борт. Не приветствовали ли заблуждавшиеся моряки чаек как предвестников приближающейся суши? Эта маленькая муха — о, господи, она сидела на ладони Паганини и чистила себя крылья задними лапками.
— Как это только возможно?
Я уже не помню, кто произнес этот вопрос вслух. У каждого из нас он вертелся на языке, и у меня было даже объяснение этого, но я боялся расстроить это фантастическое впечатление. Как этого стоило ожидать, Чи взял на себя задачу дать этому убедительное объяснение.
— Вспомните, наш старт откладывался. Мише пришлось выйти еще раз по какой-то причине. Тогда было очень душно — должно быть, он занес на борт личинки мух, это все. Видите, в этом нет ничего мистического…
— У тебя на все есть объяснение, — проворчал Гиула, — а если это все же знак?
— Не сходи с ума, Гиула, — сказал я, — ты точно знаешь, что она попала на борт естественным путем. Вероятно, что она уже несколько месяцев жужжит здесь. Не удивительно, что мы ее не находили. Мы закрыли эти помещения.
— Она вообще не жужжит, — сказала Соня. Действительно, муха не улетала, когда Паганини касался ее пальцем. Зверюшка поняла, что в этой невесомости лучше не летать, если не хочешь постоянно наталкиваться на стены. Соня хотела приблизиться к мухе, но Паганини истерично заорал: «Ни шагу ближе, я убью вас, если вы захотите забрать моего Рабиндраната!»
— Я не заберу у тебя твою муху, Дали, — сказала Соня, — я только хочу посмотреть, как она выглядит.
Он подошла еще немного поближе.
— Это обычная комнатная муха, Musca domestica. Эта муха везде приживается. Интересно то, как быстро она поняла, что ей лучше не летать — она приспособилась к этому миру. Нам нужно просмотреть, нет ли там еще нескольких между этими переборками.
Паганини начал причитать, когда мы пробрались через люк и осторожно обыскали стены. Мы даже решились приблизиться к реактору, но напрасно. Это огорчило нас, потому что теперь, естественно нельзя было рассчитывать на потомство. Тем более наше внимание было приковано к этому маленькому существу, которое так неожиданно вошло в нашу жизнь и могло показаться нам приветом с Земли. Даже если эта муха не была чудом, то ее присутствие на борту все же было чудом. Она пробудила нас из нашего летаргического сна.
С этим новым гостем на борту появились другие проблемы. Паганини нельзя было сподвигнуть на то, чтобы он поделился находкой с нами. Он защищал своего «Рабиндраната» и забыл при этом про еду и питье. Мы посоветовались. Муху необходимо было убрать из камеры. В саду было светло, и там были водоросли для нее, и Соня, распоряжавшаяся резервом наших продуктов питания, могла снабдить ее вкусностями. Но как вразумить Паганини?
— Он имеет право на то, чтобы держать ее при себе, — сказал Чи. Гиула предложил отобрать у него муху силой, но тогда он получил бы ее, скорее всего, мертвой Я хотел перехитрить его.
— Паганини, — сказал я, — ты хочешь пить?
— Да, очень, — сказал он, — но я знаю, что ты хочешь, Стюарт. Ты хочешь выманить меня наружу и забрать у меня Рабиндраната.
— Дурак, муха тоже может испытывать чувство голода и жажды.
Он сунул руку в карман и показал мне пару стеблей водорослей.
— Этого недостаточно, Паганини, у нас есть шоколад и фруктовый сок.
Он задумался, но затем он отклонил мое предложение. Я сказал: «Твой Рабиндранат здесь погибнет».
— Ему здесь нравится, он сказал мне.
— Каким образом ты общаешься с ним?
Он понизил тон голоса и сказал таинственно: «Если он доволен, он чистит крылышки. Смотри, Стюарт: Ты доволен, Рабиндранат, тебе здесь нравится?
Озадаченный, я смотрел, как муха чистила себе крылышки. Он еще раз проделал для меня этот трюк. Затем я понял, почему она так делала. Причиной этой нужде в чистке было теплое, влажное дыхание Паганини, потому что он постоянно склонялся вплотную к ней, когда он говорил с ней.
— Он вежливый, — сказал я, — на самом деле же он скучает по обществу и сладостям. Спроси его, может быть, он сильнее хочет все-таки жить в саду.
Паганини спросил, и муха почистилась. Он недоверчиво посмотрел на меня. Затем он повторил свой вопрос: «Этого не может быть, Рабиндранат…»