— Мне жаль ее, — сказал я, — но не забывай, Гиула, это была всего лишь муха.
— Я раздавил ее всмятку, — лепетал он, — я убил ее. Я чувствую себя убийцей…
— Чушь, Гиула, это мог быть любой из нас. Но как мы теперь объясним это Паганини?
— Я убил ее…
Вошел Чи. Он скорчил мрачную физиономию.
— Это невыносимо, эта бестия только приносила несчастье. Присматривайте за Паганини, когда он проснется.
— Я убил ее, — снова забормотал Гиула.
— Если бы эта бестия умерла тогда, — сказал Чи, — теперь мы можем приготовиться к причитаниям. Прекрати скулить, Гиула, через два месяца мы катапультируем зонды. Когда мы будем на Земле, ты сможешь построить целую ферму мух. Есть вещи похуже, чем дохлая муха.
Чи держался за щеку.
— Что с тобой? — спросил я.
Он сморщился.
— Зуб болит.
— Опять? Если больше ничего — тогда Соня быстро это поправит.
— Никогда, — решительно сказал он. — Она должна будет дергать…
— Ну и что?
— Ну и что! У меня болит коренной зуб, тот самый, у которого по меньшей мере четыре корня. А она не зубной врач. Зуб необходимо пломбировать, он еще в хорошем состоянии.
— Но, Чи, такой смешной зуб. Разевай рот и черт с ним.
Он действительно разинул рот и указал мне пальцем на зуб.
— Ты называешь это смешным? Он сидит прочно словно столетнее дерево.
— Тогда путь растет дальше, — сказал я и оставил его наедине с Гиулой. Мне следовало рассказать об этом Соне, но когда я был у нее, я забыл обо всем. Так тяжело вспомнить о чем-либо. То же самое с моими записями. Если я не делаю каждый день пару записей, потом из моей памяти все словно рукой смело. Но это происходит, пожалуй, не только со мной. Порой в нашей памяти появляются проблески, без какой-либо взаимосвязи. Так было и сейчас, когда я был у Сони. Мы говорили о всяких пустяках и затем молчали целую вечность — может быть, минуту или час — не знаю. Затем я провел рукой по ее волосам, и она вдруг сказала совершенно бессвязно, погрузившись в свои мысли: «Освенцим…»
— Почему ты сказала это, Соня? — спросил я. Она посмотрела на меня и повторила слово. Я не хотел продолжать расспросы. Она потеряла там родственников. Наш мозг хранит воспоминания, и когда-нибудь вдруг он что-нибудь воспроизведет. И со мной тоже происходило такое. У меня всегда перед глазами картинка — озеро Нясиярви, когда я думаю о Земле. Затем я вижу моего мальчика и воду и лес. И еще что-нибудь снова и снова всплывает в моей памяти: самолет и небо, затянутое облаками. Я даже думаю, что говорю об этом во сне — это же однажды было моей профессией. Как это было давно — есть ли еще вообще такое?
Я еще немного побыл с ней, но затем меня понесло в сад. Прошло много времени пока я поймал Землю в телескоп. Странно, всякий раз когда я вижу эту маленькую звезду, я чувствую в себе глубокое удовлетворение.
Пятнадцатое мая
Не был бы Паганини уже душевнобольным, сейчас он точно стал бы таким. Он бесперестанно шептал: «О, Рабиндранат, где ты? Почему ты покинул нас? Я пойду за тобой и буду тебя искать. Все пойдут за мной!»
Я находился рядом с ним, и когда он меня увидел, он воскликнул: «Он убил тебя, белобрысый сделал это».
Мне совсем не хотелось связываться с ним, но он преследовал меня и изрекал страшные угрозы. Он бы всех нас уничтожил. Гиула был выше этого ужаса, он больше не жаловался. Вместо этого он апатично торчал в саду. И ему совсем не мешали сетования Чи, который лез на стенку с лицом, перекосившимся от боли.
— О, боги, — услышал я жалобы Чи, — Танталус не выносил таких страданий как я! Это уже больше не зубная боль, вся челюсть загноилась!
— Это всего лишь зуб, — заверила Соня. Чи стонал.
— Дай мне таблетки, Соня.
Он принял таблетку — уже пятую, но его зубная боль не проходила. К тому же еще угрозы и проклятья Паганини. Жизнь в этой тесноте уже была достаточно тяжелой, сейчас она стала невыносимой. Я не спускал глаз с Паганини; мы опасались того, что он снова может что-нибудь учинить. Бедняга все еще был тенью самого себя. Он словно птица в клетке порхал по космическому кораблю. К тому же он хотел стать птицей, чтобы вылететь и искать своего Рабиндраната. Я больше не мог вынести нытье и бредни и умолял Соню дать ему снотворное. Она показала мне наш запас медикаментов. Если так и дальше пойдет, он скоро закончится. Все же Соня подмешала ему снотворное. Она была больна как и все мы, больна душой и телом. Нервы взбунтовались. Хоть бы случай смилостивился над нами и столкнул бы нас еще раз с каким-нибудь астероидом…
23
В «Одиссее Гомера» в наказание за вызов богам Танталус должен был постоянно стоять по пояс в воде, умирая от жажды.