Его твердое намерение не продержалось долго. Боли снова привели его к Соне. Наконец, он позволил показать ему инструменты и объяснить все, пока нам будет позволено пристегнуть его ремнями.
Соня сделала ему инъекцию и через пять минут выдернула у него зуб. Мы успокоились.
Двадцать восьмое мая
Паганини кажется успокоился. В любом случае, он больше не шарахается без передышки. Только его слова все те же, и в них постоянно всплывает что-нибудь о смерти. Нам больше нет до него дела. Чи рассчитывает. Он хочет еще раз — уже в сотый раз — рассчитать точку нашей траектории, на которой мы должны катапультировать в космос капсулы. И до этого нам больше нет дела, потому что никто не принимает всерьез его иллюзии.
Гиула теперь редко покидает сад. Он стал флегматичным и немногословным. Он часами смотрит впереди себя, и каждый вопрос нужно повторять, пока он поймет его. Вчера я спросил его, о чем он постоянно думает. Он совершенно без понятия посмотрел на меня.
— Я спросил, о чем ты постоянно думаешь.
— Я ни о чем не думаю, Стюарт.
— Что это — ни о чем?
— Ничего это ничего, нирвана.
— Ты стал буддистом?
Он покачал головой и молчал.
— Скоро мы выстрелим капсулу, Гиула.
— Какую капсулу?
— Зонд с сообщением.
— Гм.
Я сдался. На пути в свою каюту мне что-то полетело в щеку. Сначала я подумал, что Паганини снова бросается в меня вещами. Но на этот раз он не был повинен в этом. Это был маленький болт, который парил здесь. Он был из передатчика; я полгода назад потерял его при сборке. Еще два сантиметра и он залетел бы мне прямо в рот.
Первое июня
Теперь и я начал производить расчеты. Я рассчитал, что борода мужчины примерно за шестьдесят лет в среднем будет длиной в сто двадцать девять метров. В то же время рост всего волосяного покрова на голове составит десять тысяч девятьсот пятьдесят метров. Теперь я еще попытаюсь подсчитать, сколько жевательных движений совершает человек в течение приема пищи. В пересчете на шестьдесят лет при этом собирается не только внушительное число движений челюстей, но и существенное количество энергии.
Третье Июня
Дали Шитомир, проклятый Паганини, попытался осуществить свои угрозы. Чи случайно двигался рядом с ним и видел, как он открывал вентиль. Таким образом мы потеряли немного кислорода. Чи отвесил ему сильную оплеуху. В ответ Паганини изрек полные ненависти проклятия. Он клялся в том, что уничтожит этот мир.
— Погоди, как бы мы тебя самого не уничтожили! — крикнул я. — Может быть будет лучше, если мы его привяжем — он сошел с ума…
Это было бы лучшим и маленьким злом. Но Соня противилась этому. Было ли это сочувствие? Пять минут спустя мы сожалели о нашем бездействии. Паганини удалился, и прежде, чем кто-то из нас смог добраться до него, он проник в лазарет и в приступе бешенства принялся колошматить все подряд, до чего смог достать, бутылкой со сварочной жидкостью. К счастью, невесомость не позволила ему нанести серьезный ущерб. Рывок, который он придал сам себе движениями рук, носил его по маленькому помещению. Ему удалось вскрыть резервуар, в котором находились медикаменты и инструменты Сони. Он все распотрошил. Было тяжело приблизиться к нему, потому что он держал в руке бутылку, словно топор.
Соня рискнула войти и заговорила с ним. Но она больше не имела на него никакого влияния. Коробки с медикаментами летели ей в голову, затем бешенный швырнул свою бутылку в Соню. Она попала в Гиулу, который вяло проходил мимо и безучастно смотрел на происходящее. Удар пробудил его из состоянии летаргии.
— Собака! — крикнул он, — ну, погоди, я тебе отплачу!
Он бросился на Паганини. Чи и я поспешили ему на помощь и воспрепятствовали тому, чтобы Гиула выместил на нем свое зло.
Мы потащили буйного в его каюту. Паганини выл и кричал, размахивал кулаками вокруг себя и в конце концов впился зубами в мою руку так, что я завопил от боли и освободился от него. Теперь он схватил и Чи за шею. Он душил его. Гиула, наконец, остановил его. Он нанес Паганини удар в живот. Чи снова начал дышать. Мы крепко привязали Паганини к переборке в его каюте. Экспандеры служили нам кандалами. Из моей руки сочилась кровь.
— Теперь хватит, — сказал Чи, — он меня чуть было не придушил.
— Отпустите меня, вы, змеи! кричал закованный в кандалы, — Отпустите меня, я хочу к Рабиндранату!
Мы убедились в том, что он был крепко привязан, и переместились обратно в лазарет. Соня принялась собирать свои медикаменты.