— Прекрасно, — сказала Анне, — с хорошими намерениями. Но теперь Ваши хорошие намерения потерпели неудачу. Никто больше ничего знать не хочет об этом ужасном тезисе — даже Ваш профессор, как я смогла понять из Вашего разговора с Седриком. Я думаю, теперь хватит с этим.
Неосознанно голос Анне изменил тональность; в нем было что-то требовательное.
— Вы правы, — повторила Нанга, — теперь я знаю, что нам не следует ждать поддержки. Жаль…
— Вы все еще надеетесь на помощь Вулько?
— Да, немного, — призналась Нанга, — если бы он принял участие, возможно появилась бы надежда.
После паузы она добавила: «Были несчастные случаи, при которых люди оказывались замурованными. И несмотря на мнения экспертных комиссий люди верили в то, что они выживут. И они оказывались правы.
Почти резко Анне ответила: «Седрик никогда не верил в это, Вы сбили его с толку. Я знаю Седрика лучше, чем Вы. Он изучал геологию, и он бы вернулся к этой профессии — особенно после проваленного теста. Теперь он приложит все усилия для того, чтобы увидеть свое будущее в космонавтике. Его отец уже лишился этого будущего — ради чего? Может быть во славу науки и прогресса? Я хочу сказать Вам кое-что: Я не могу выносить эти фразы о геройстве и пионерстве в космосе; я не понимаю этой горячки с полетами к звездам, и я сделаю все, чтобы повлиять на Седрика. Он должен остаться на Земле и не идти по пути своего отца. Пусть другие играют в этом спектакле, пусть их чествуют, я не считают людей, которых выстреливают словно из пушки, ни героями ни пионерами. Осмотритесь же, сколько вокруг нужды, пройдитесь по больницам и по бедным кварталам этой планеты. Там Вы увидите не только несчастье и причитания, но и героев, которым не плетет венок славы ни мир современников ни мир потомков. Каждые построенные ясли, каждая построенная улица, каждый кусочек земли, который отвоевывается у моря, даже каждое брошенное в землю семечко пшеницы бесконечно ценнее, чем это бессмысленное прощупывание пустоты».
Нанга смущенно сносила этот поток поучений и жалоб. Она была готова услышать упреки, касающиеся ее отношений с Седриком, но не ожидала этой эмоциональной вспышки. Таким образом Анне компенсировала свое личное недовольство, которое исключало всякое подозрение, что она просто ревнует.
— Я знаю, что в таких вопросах Вы придерживаетесь другого мнения, — продолжила Анне, — но это Вас не оправдывает в том, что Вы проталкиваете Седрика на ничтожную роль современного героя. В любом случае, у меня иное представление о геройстве. И мне кажется жутким, когда люди видят на звездном небе лишь физические единицы, когда их дрессируют накапливать информацию во время страшных экспериментов, даже вещи, которые им на самом деле чужды, стихотворения, картины, концерт для скрипки, когда красота для них лишь однообразное движение в пространстве или точность кварцевых часов. Есть занятия получше, чем забивать себе голову формулами и измерять в космическом пространстве число элементарных частиц на кубический сантиметр или ставить рекорды по пребыванию в невесомости. Но вы же все такие прогрессивные, и кто мыслит по-другому, считается в вашей среде реакционером. Но что до меня, думайте обо мне, что хотите.
Анне произнесла последние слова с задумчивой интонацией. После паузы она добавила: «Это я и хотела сказать, думаю. Вы поняли меня».
Она сделала движение в сторону двери и затем нерешительно застыла на месте.
Нангу настолько сбил с толку этот поток речи, что в первый момент она не смогла произнести ни слова. Затем она собралась и сказала: «Вы правы, Анне, я придерживаюсь иного мнения чем Вы, но при этом я никогда не назвала бы Вас реакционной. Вы пришли ко мне, чтобы поговорить со мной о целесообразности космических исследований и о геройстве?
— Это все, пожалуй, взаимосвязано, — ответила Анне. — В любом случае я уверена, что могли бы выполнять в своей обсерватории более полезную работу, чем здесь.
Она хотела открыть дверь и уйти по-английски, когда вдруг она вздрогнула от стука в дверь. Невольно она сделала шаг назад и испытывающее посмотрела на Нангу.
— Открывайте спокойно, — сдержанно сказала она, — К Вам пришли. Не сомневайтесь, я не помешаю Вам.
В дверь снова постучали. Когда Нанга открыла дверь, перед ней стоял курьер. Он протянул ей длинный конверт и сказал: «Срочная телеграмма для Вас. Пожалуйста, будьте любезны подтвердить получение».
Она впустила посыльного, медлительно осмотрелась в поисках своей ручки и подписала. Когда она осмотрелась, Анне больше не было в номере. Нанга прочла только отправителя телеграммы. Она была из Маник Майя. Растерянно она села на свою кровать. На секунду ей пришла в голову мысль побежать вслед за Анне и сказать ей, что ее опасения беспочвенны. Но она осталась на месте и знало, что это было бы ложью. Она бы сказала Анне только следующее: Через несколько часов больше не будет повода для беспокойства.