Их последним местом пребывания на Земле был одиноко стоящий дом. Местность была закрыта постами, ни один из ушлых журналистов не мог попасть в эту зону. С шестью космонавтами жили врачи, ученые в области естественных наук, техники и различные инструкторы, которые имели прямое или косвенное отношение к полету.
Первые часы были непринужденным времяпровождением. Они знакомились друг с другом, и было совершенно естественно, что сразу же в центр внимания попали Седрик и Генри Джефсон. Каждый знал, что значил этот старт для Седрика, и каждый из четырех прочно номинированных членов команды выразил ему свою солидарность и дружбу. И Дамар Вулан поступил также. Он не мог скрыть свое сотрудничество с профессором Шаганом и Нангой, и таким образом он подробнейшим образом рассказал о своей деятельности на Маник Майя. Ни словом ни жестом Дамар не выдал, какие чувства он питал к Нанге. Было похоже на то, словно он поставил точку в истории своей несчастной любви. Седрик воспринял то обстоятельство, что на борту «Кеплера» будет бывший коллега Нанги особенно удачным. Он не упустил возможности, подробно расспросить Дамара о деталях жизни на Маник Майя, и оттого, что Дамар охотно дал ему справку, Седрик даже склонился к тому, чтобы проявить некое понимание по отношению к ворчливому профессору Шагану.
Генри Джефсон поначалу вел себя немного сдержанно. Он был родом из Миннеаполиса, был отцом двух мальчиков и счастлив в браке. Незадолго до назначенного срока Джефсону было предложено принять участие в экспедиции. Он сразу же принял это предложение. Джефсон полетел бы и на Нептун, если бы ему предложили. Его прельщали спортивные достижения, неповторимые приключения и отчасти также научное любопытство, потому что он был инженером и долгое время занимался ракетной техникой. У его начальника не было сомнения в его способностях к этому необычному полету. У Джефсона была опыт пребывания в космосе, он был на окололунной орбите, множество раз облетал вокруг Земли по вытянутой эллипсоидной орбите и располагал также основательными знаниями, необходимыми астронавту. Его новые товарищи тоже знали его — хоть даже и по сообщениям прессы. Дело в том, что Джефсон привлек к себе внимание год назад, когда после нескольких обращений вокруг Земли отказали тормозные системы космического корабля, в котором находились он и два его товарища. Они целыми днями наматывали витки вокруг Земли, пока Джефсон наспех не устранил дефект. Но вместо суши, они приземлились, как прежние американские шаттлы, в Атлантику. Об этом путешествии Джефсон рассказывал с ужасным юмором и признался, что никогда прежде столько не ругался, сколько после этой непредвиденной посадки на воду. Они быстро сблизились в этом одиноком доме, потому что проблемы и мысли пере взлетом в космос были и на той, и на другой стороне одни и те же. Было много шуток, и все смеялись над хохмами, которыми Джефсон запасся впрок, как и жвачкой, которую он щедро раздавал. Как того ожидали врачи, психологи и техники, в этой команде уже после нескольких часов установились доверительные отношения. Им предстоял полет в неизвестность, который продлится несколько месяцев, путешествие без компромиссов. Это путешествие сейчас они уже предпринимали заранее. Все шестеро жили и спали в общем помещении в доме. В этом помещении с голыми стенами стояло шесть кроватей, шесть небольших шкафов, шесть стульев и стол. На стенах не было картин, и когда Генри Джефсон повесил над своей кроватью семейную фотографию в рамке, врачи попросили его снять ее. Каждый должен был уже сейчас привыкнуть к предстоящему расставанию — воспоминания только мешали. Единственным «украшением» в этом помещении были их скафандры. Они висели друг около друга на стене, слов, каждый со своим номером, словно доспехи. В небольшом зале были два крошечных окна, которые по форме и по размеру были похожи на иллюминаторы «Кеплера». Звуконепроницаемые стены служили для того, чтобы они уже сейчас могли подготовиться к предстоящей тишине их полета. Эту тишину было легче переносить, чем в «Фок 2», потому что они могли разговаривать друг с другом и обмениваться мыслями, и невинным шуточкам в эти дни не было конца.
Андрей Гилько, как и Седрик — геолог по профессии, развлекался тем, что постоянно напоминал своему американскому коллеге о будущем космическом рационе, потому что он знал, что Джефсон гурман.
— Я скажу тебе, уважаемый Генри, — серьезно заверял Гилько, — ничто не может сравнится по пищевой ценности с меню, которым нас снабжает лаборатория. Ежедневно гетерополярные молекулы абсолютной чистоты. Плюс аспарагин с фенилалаином, и ты откажешься от лучшего паштета из гусиной печенки.