Выбрать главу

Гиула чувствует себя на родине в Венгрии. Когда он готовился к этому полету, мы отпраздновали его двадцать третий день рождения. Он мог бы быть моим сыном. Иногда я сочувствую ему. Но такое бывает все реже. И к чему это, сочувствие? Мы же разделяем его судьбу. Это бессмысленно, ломать голову над этим — слишком часто мы уже так поступали. Если задумываться обо всем, можно сойти с ума.

Осталось назвать ее Чи и Михаила. Я не могу припомнить, откуда они были родом. Из Европы? Из Азии? Эта география! Мы прекрасно чувствовали себя на всех континентах, названия имеют для нас только географическое значение. Это относится к нашей профессии. Что остается от стран и континентов, когда поднимаешься в воздух на космическом корабле? Уже на высоте нескольких километров они сжимаются в земельные участки. Остается Земля, маленький шарик. Она одна наша Родина. Космонавтика, наконец-то, сделала ее тем, чем она является: звездой среди звезд, населенная умными людьми и слабоумными, культурными и дикими существами. Для меня по сей день остается непонятным, почему люди не только спорят за клочок земли, но и даже могут убить друг друга. Но это нас больше не касается.

Итак, я хотел сказать пару слов о Чи и Михаиле. Чи — математик. Я думаю, он родом из района гор Баин-кара-ула. Как произносится его полное имя, я забыл. Это длинное имя, произнося которое язык можно свернуть. Мы уже давно называем его Чи. Чи всегда излучает благотворное спокойствие и уверенность. Он до сих пор еще уверен, что нас спасут.

Но я же описываю первое ноября, то время, когда мы все еще были здоровыми и уверенными. Наш Михаил Ковтун, командир «Чарльза Дарвина», связывался с Центром управления. Он мало говорил с нами. Его распоряжения были приказами, которые мы беспрекословно выполняли. Он уже один раз был рядом с Луной, и он полетел бы на «Дарвине» хоть на Марс или Венеру. Он считал, что такой полет был бы не легче и не труднее. Михаил, Чи, Соня, Гиула, Паганини — имена. На Земле они имели значение, здесь достаточно было бы и цифр.

Странный состав нашей команды, кстати, имел что-то общее с нашими испытаниями. Мы происходили из разных культурных кругов, и ученых интересовали наши кишки. Они хотели знать, как мы реагировали на это лабораторное питание. По правде говоря, жареный цыпленок или стейк с жареным луком значительно вкуснее. Но со временем привыкаешь к этому концентрату. Кое-что за пределами Земли приобретает совсем другой смысл. На Земле едой наслаждаются, ее сервируют. Поглощают супы и паштеты, то да се — о, господи, Боже мой! Здесь есть, значит заправлять тело новым топливом. Это имеет значение не большее и не меньшее, чем жизнь. И тогда мы тоже думали: Что такое пара недель, они пройдут…

Первое ноября

четвертый виток

Мы должны были занимать себя сами, могли делать и позволять себе, что хотим. Испытывалась наша самодисциплина. Более менее интенсивно мы все занимались хобби. Я много читал, Чи увлекался проведением математических экспериментов, Гиула фотографировал или рисовал. Соне достаточно было ее ежедневных медицинских исследований, и командир тоже был достаточно занят. Паганини сочинял. Конечно, мы не воспринимали это всерьез. Никто не хотел его слушать, когда он приводил теоретические выкладки о своем «новом творении». Его математические способности находили отражение и в его нотных тетрадях. Но что бы однажды не стало из этого стремления к музыке, здесь, в течение испытательного полета оно было полезным хобби, которое спасало его от тоски.

Нас все же пока еще захватывало картина, которая проплывала мимо нас. Нашими объективами мы могли рассматривать поверхность Луны во всех деталях. В море Гумбольдта мы видели автоматическую спускаемую радиорелейную станцию, через которую мы поддерживали связь с Центром управления. Мы могли также различить автоматические спускаемые грузовые ракеты. Затем видимость немного темнела, пока мы, наконец, не пролетали полную тень. Эта ночь длилась сорок пять минут. Но прелестнее всего был вид Земли. Она казалась нам больше Солнца и ослепительно сияла. Но мы напрасно искали знакомые формы континентов. Мы могли различить лишь смутные очертания. Это был незабываемый вид, когда громадный земной шар медленно поднимался над горизонтом кратерного ландшафта, когда он со своим сияющим ореолом становился в центре этой черной бархатной ночи. Еще несколько дней, и мы должны были стать свидетелями солнечного затмения.