Он был по-своему прав, и все же он не смог присоединить меня к своему мнению. Была ли это трусость? Любопытство? Или все еще надежда? По всей видимости, надежда, несмотря на то, что это был самообман. Вдруг в люке появилась Соня. Она держала в руке лист бумаги.
— Я принесла вам хорошую новость, — сказала она.
— Опять хорошая новость, — проворчал Гиула. — Я постоянно воспринимаю со страхом слова о хороших новостях.
Соня размахивала своим листком бумаги.
— Об этом мы не подумали в волнении: У нас на борту есть резервные консервы, отличные вещи. Послушайте, что они упаковали для нас на случай чрезвычайной ситуации…
Она прочла вслух, что было в списке, и мы слушали ее, словно она возвещала нам новый Евангелий. Дух захватывало от того, сколько твердых и жидких продуктов питания таил «Дарвин» в своих складских помещениях: сто коробок сухарей, тридцать консервов с витамином C, которые содержали изысканные лакомства, в таком же количестве с мясом и овощами, тридцать плиток шоколада, килограмм растворимого кофе, две канистры с красным вином, немного коньяка для медицинских целей — Весь рай земной был собран в этом списке.
— Черт возьми, это невероятно, — восторженно воскликнул Гиула, — этих вещей действительно не доставало. Какие же мы счастливчики. На Земле каждый приговоренный к смерти имеет право на последнюю трапезу. Но мы можем пировать до конца наших дней. Я все еще жду, Стюарт.
— Чего ты ждешь? — спросила Соня.
Гиула пожал плечами и предоставил мне объяснение. Я сказал: «Он хочет проглотить желатиновую ампулу. Он не хочет жить как клоп.
— Ты чувствуешь себя клопом, Гиула?
— Да, — сказал он, — твоя хорошая новость ничего в этом не меняет. У нас будет парочка прекрасных дней, это все. Прекрасные дни — какими скромными вы стали. Глоток красного вина, кусочек шоколада или сухарь — и вы уже довольны, словно мышь, которая гложет кусок свиной кожи с остатками сала и еще не поняла, что сидит в ловушке. Значит, давайте все поделим.
— Спокойно, — сказал я, — это будем решать все мы, Чи тоже выскажется. Я сообщу ему о твоей идеологии клопа.
— Да пожалуйста, — безразлично пробормотал он, — куда, вообще, пропал Чи? Я уже целую вечность не видел его.
— Он рассчитывает.
Гиула засмеялся и постучал себе по лбу.
— Он рассчитывает. Он хочет рассчитать Вселенную? Для этого уже есть же формула. Это просто смешно. Мы летим в бесконечность, а Чи рассчитывает…
— Разумеется, Гиула, Чи рассчитывает — и в расчетах есть смысл. Ты глупец, ты балда!
— Друзья, я кое-что обнаружил, сегодня великий день!
Это был тонкий голос Чи. Он подошел к нам и занял свое место.
— Что ты обнаружил? — с недоверием спросил Гиула. Чи ответил: «Я рассчитал, что мы не находимся на гиперболической орбите. Это совершенно точно. Хотя мы и превысили вторую космическую скорость, но мы точно находимся в поле притяжения Солнца.
— Иными словами, мы стали планетой, которая обращается вокруг Солнца, — сказал я.
— Это так.
— Чудесно, — воскликнул Гиула. — Разница очень радующая. Может быть ты уже знаешь наш афелий и перигелий?
— Не совсем точно, Гиула, но наш афелий не может лежать далеко за орбитой Марса. Наш угол наклона относительно эклиптики составляет примерно тридцать градусов — возможно, немного больше, точные числа я смогу представить только через несколько недель.
— Как хорошо, — сказал Гиула, — тридцать градусов, близость к орбите Марса — это успокаивает. Чтобы смотреть на спутники Марса, уже необходимо располагать первоклассными оптическими инструментами, несмотря на то, что самый маленький из них, Деймос, как-никак имеет диаметр восемь километров. Значит, для Земли мы останемся невидимыми.
— В любом случае оптически, — подтвердил Чи.
— Тридцать градусов, — повторил я, словно от этого зависело нечто важное для нас. Я вспомнил школьную модель нашей Солнечной системы. Там вращались маленькие шарики вокруг их общего центра тяжести, Солнца. Почти все эти планеты — кроме самой далекой, Плутона — при этом двигались на большой плоскости. Угол наклона их орбит вокруг Солнца лишь незначительно расходился друг с другом.