Он не получил ответа. Соня сказала после паузы: «Я хотела бы сейчас послушать страдания Маттеуса, даже если по земным представлениям сейчас не совсем подходящее время для этого…»
— Мы могли бы послушать музыку, — сказал я, — у нас есть записи, правда не со страданиями Маттеуса. Но что слушать музыку бессмысленно, когда этот гений торчит здесь, среди нас. Прекрати ухмыляться, Паганини.
Он не прекратил. Он захихикал по-идиотски и сказал: «У вас все еще две души в вашей груди — одну вам нужно вырвать из нее. Был мир лжи, там все было правдивым. Почему Вы снова хотите внедрить ложь в этот правдивый мир? Оставьте Баха на Земле, здесь ему делать нечего. Выпейте хаос, наслаждение будет воздано червям!»
В моих висках забились артерии. Я бы сейчас охотно швырнул что-нибудь ему в голову. Еле сдерживаясь, я сказал: «Паганини, замолчи сейчас же, мой тебе совет, заткни свой рот. Я тоже всего лишь человек, и когда-нибудь у меня тоже могут сдать нервы!
— Что он плохого сказал? — спросил Чи.
— Я не хочу, чтобы он в эти минуты кощунствовал над Бахом, он должен заткнуть свой проклятый рот!
Я кричал так громко, что все удивленно уставились на меня. Паганини сжался. Какое-то время он молчал; это была зловещая тишина. Я услышал дыхание Сони.
— Я не сказал ничего плохого, не правда ли, Чи?
— Нет, Паганини.
— Пожалуйста, замолкни, Дали, — попросила Соня.
— Почему? — наивно спросил он, — почему я должен молчать? У меня есть право говорить правду, и то, что я сказал, правда. Вы несправедливы ко мне и особенно ты, Стюарт. Ты думаешь, я не знаю, что значит Бах?
Это было странно, он говорил совершенно нормальным тоном, от чего мы все уже давно отвыкли.
— Бах, — продолжил он, — он был твоим земляком, не так ли?
— Нет, — проворчал я.
— Конечно, он был твоим земляком, он был европейцем. Я чту Баха больше, чем вы. Я назвал три созвездия по трем начальным буквам его имени. И — С — Б — таким он был великим. Я хочу сказать вам еще кое-что. Если бы на Земле сгорела бы вся мировая музыка и только Бах бы остался — тогда бы ничего не сгорело. Теперь ты знаешь, что я думаю о запевале, Стюарт. Я видел его во сне. Знаете ли Вы, что я был его чистильщиком обуви?
Соня посмотрела на меня и засмеялась.
— О, господи, боже мой, — пробормотал я.
— Да, я чистил его обувь, и Анны Магдалены и его детишек. Это было самое счастливое время в моей жизни. Когда он сочинял музыку, я тайком подглядывал. Он был весел и строг, и он выводил ноты, словно он писал математическое уравнение.
— Это хорошо, — сказал Чи.
— Он был способен на крепкое словцо, продолжал Паганини, — он мог браниться как кучер, если кто-нибудь мешал его сочинению. Однажды, солнечным утром, он заметил, как хорошо я почистил его ботинки. Он был очень добр ко мне и сказал:,В таких ботинках нужно прогуляться. Знаешь что, Дали, сейчас мы оба пойдем на рыбалку. У тебя есть удочка?' Да', сказал я, я даже знаю, где водится рыба. Но сегодня воскресенье, маэстро, Вы должны быть в церкви, чтобы играть на органе. Иоганн Себастьян засмеялся и грубо похлопал меня по плечу. Сегодня Господь Бог обойдется без меня, Дали. Меня заменит рак — этот рак тоже обойдется без Баха.' Он охотно выдавал подобные невинные шуточки. Я был очень счастлив в этот день. Мы сели на берегу озера и забросили удочки. Иоганн Себастьян рассказывал мне истории из свое жизни, и он бранился на отцов города городской совет и тех, кто им заправлял, и на святош, которые не понимали его музыки. „Как ты думаешь, Дали“, спросил он, сколько еще будут играть мою музыку?' Я ответил:,До конца света.' Он сказал:,Это было бы нехорошо, Дали, потому что путь до конца света далек, а Господь откроет еще много источников. Я был бы доволен уже тем, если бы время от времени вспоминали обо мне и Фридемане. Он будет творить более великие произведения, чем я.' Да, Фридеманн — это была вся его надежда. Мы ловили рыбу до полудня и наловили очень много. После этого Иоганн Себастьян пригласил меня на обед. Анна Магдалена ничего об этом не знала, и когда мы подошли к их дому, она выглянула в окно и упрекнула мужа. Иоганн Себастьян взмахнул мешком рыбы и воскликнул: Я привел тебе гостя к обеду.',Как не везет', сказала Анна Магдалена и выглядела растерянно. Я приготовила сегодня только фасольный суп.'
Иоганн Себастьян довольно подмигнул мне. Мы поднялись, и он вывалил рыбу на блюдо. Затем он позвал своих дочерей, и они чистили рыбу, а Анна Магдалена в это время чистила картошку…
— Почему картошку? — оборвал его Чи. — Если я правильно проинформирован, тогда картофель еще не был распространен в Европе. Здесь что-то не так, Паганини.