окружающих его товарищей.
— Хорошо бы сейчас выпить пещеристого, — подумал он вслух, докуривая сигарету.
— Ты про это не говори. Забыл, что было в последний раз… та еще разборка. Как
подвыпьешь, так по любому поводу, несмотря ни на что опять заваришь кашу. А бить-то
тут некого кроме нас, — усмехнулся Вадим.
— Помню, как же, — заулыбался Маршал в ответ.
В его памяти возникли события, давно прошедшие и почти забытые. Вернувшись из
похода в Западное отдаление, Вадим распустил отряд. Маршал долго не мог прийти в себя
и, чтобы успокоить сознание, предложил Вадиму с Кобалем зайти в бар, выпить
пещеристого спиртного. Он тогда хорошо набрался, расслабился, успокоился. В баре было
небольшое количество посетителей. Рассказывая о сражении с тварью и о том, что ему
удалось убить одну из них, заметил, что ему, конечно, никто не поверил, не было
доказательств. Твари всегда убирали за собой мертвые тела жертв и сородичей, видимо, у
них так заведено. А приносить в отдаление убитых существ строго запрещалось, они
могли стать источником инфекции и представляли риск заражения и превращения в одну
из этих тварей. Люди системы опасались, что при контакте с тварью неизвестного
происхождения можно заразиться или произойдёт что-то в этом роде. Разлагающееся тело
твари, по теориям ученых Западного отдаления, выделяло отравляющее вещество во
много раз сильнее трупного яда умершего человека. На этой боязни, прежде всего, обосновывался запрет проносить тело твари в места большого скопления людей.
Лаборатории Западного отдаления не признавали внутреннего вмешательства в организм
человека операционным способом. Попытки проникнуть, расчленить и практиковаться на
органах преследовались и наказывались отлучением от Западного отдаления. Лечение и
опыты над человеком проводились в закрытой форме, без оперативного вмешательства, посредством психических воздействий на мозг, с целью устранить данную проблему
беспокойства. Лечение души и облегчение состояния больного другими лекарственными
способами запрещалось. Подавление болевого синдрома, не исключая воздействие на
внутренние органы, доступно было только психоинтимусным жрецам.
Маршал в нетрезвом состоянии рассказывал подробности, о которых Вадим не стал бы
распространяться в присутствии людей, уважающих его мнение. Хвала шагает в ногу с
эгоизмом, расширяя простор невежественному подходу к алгоритму действий.
Единственное доказательство Маршала — кровь на его любимом кинжале, которым он
забил тварь.
Один из посетителей бара, не выдержав, рискнул оскорбительно опровергнуть
подслушанный им рассказ Маршала, за что жестоко поплатился ударом в челюсть.
Ввязавшаяся в драку охрана, разнимая, получила несколько синяков. Главное в таком
месте завязать драку, а потом ждать, пока к ней кто-нибудь присоединится еще, что и
было сделано. Хорошо ещё, что Маршал не воспользовался своим любимым ножом, висевшим на поясе, а предусмотрительно перед дракой воткнул его в стол запугивающим
жестом. Удержать свирепого мужика, да еще после перенесенного стресса, просто
невозможно. Пока Маршал бил оскорбителя, его оглушили ударом бутылки в темечко
друзья противника, после ввязались Вадим и Кобаль, разгромив основной состав и
перейдя к охране. Хозяин бара вызвал местные органы правопорядка, после чего друзья
32
были задержаны и отпущены через три дня по ходатайству вышестоящих органов. У
Вадима в системе Эпилегата было много своих людей, в том числе в высших органах, помогавших ему в решении любых проблем.
Вадим достал из вещмешка вареные улитки, протянул их Илье, от их вида того почти
стошнило. Не показывая внутреннее отвращение, он поднес их к носу, ощущая странный
запах, снял упаковку и выкинул в то же отверстие стены, куда поместили испражнения
существа, чтобы не показаться некультурным. Отверстие в стене манило чем-то
необычным, словно подсказывало заманчивое предложение засунуть руку и, нащупав, хитрым образом вытащить оттуда клочок чего-либо, что поможет в поисках себя, даже
если потребуется пожертвовать частью своего тела.
— У…у…у, — с акустическим эффектом эха отразился в пустом пространстве вопль Ильи, — там пустота.
Улитка оказалось на вкус жесткой, как резина. Выплюнуть, значит, оскорбить Вадима, ведь он позаботился о его спасении, еде. Вода в пластиковой бутылке мутная, а не
прозрачная, как в Центре, неприятная на вкус. Запивая съеденную улитку захотелось
выплюнуть и её, но пришлось проглотить. Мучившая жажда и усталость спровоцировали
сухость во рту, хотелось смочить горло.
— Скорей всего там такой же ход, зигзаг или проем вроде нашего. А может, пещера… да
что угодно, — яростно прошептал Кобаль.
— Каждый из нас, не видя обратной стороны, пытается понять суть ошибочной, а может, бессмысленной истины. Вера основывается на приходящем переходе к тому, что больше
всего нас беспокоит и держит в этом мире, что позволяет нам справляться с самим собой, открывая путь к совершенству!
Сказанное Вадимом Илье показалось учением религиозного характера. Способность к
совершенству через веру в себя и в высший разум, приводящий к спокойствию души, и
все такое. А что стоит человеку встать на прямой путь, регулирующий познание
совершенства?
На минуту все замолчали. Вадим беспокойно поднялся с мешка, на который он присел
отдохнуть, толкая малопонятную для Ильи речь, затем суетливо вышел в проход, светя
фонариком вдаль.
— Вы слышите?
— Что именно? Ничего не слышу, — прислушиваясь, озадаченно спросил Маршал, выглядывая из-за угла проема.
— Я тоже не слышу, — подтвердил Кобаль.
Илья в замешательстве вышел в проход, за ним посматривали из-за угла оставшиеся двое, доедая улиток.
— Смотрите, там что-то движется, — прищурившись, Илья показывал пальцем в даль
прохода на двигающуюся массу.
— Да это крысы, — водя фонариком в темноте, рявкнул Маршал.
— Собирайте вещи. Тушите костер. Быстро, — приказал Вадим.
Бегающие по костру ноги Маршала гасили пламя. К обуви прилипали, расплавляя
резиновую подошву, горячие угольки, искры разлетались и тухли, дым струей копоти
поднимался вверх, зачерняя потолок. Кобаль, мечась, укладывал остатки разложенной
пищи, заверрачивая в блестящую помятую фольгу и закидывая быстро в вещмешок. Стая
крыс быстрыми скачками передвигалась по направлению к группе. Крысы ужасно
33
пищали, плотно соприкасаясь гадкими грязными телами, бегая по спинам собратьев.
Сразу видно, что их что-то напугало и обратило в бегство в этом направлении. Грызуны, отставшие от стаи, слабые и старые, задыхающиеся от усталости, потерявшие равновесие, останавливались, измотанные, и падали, замирая.
Перед Ильей предстала картина загнанных в комнату нагих девушек, ласкающих себя, задаваясь вопросами о непонятных причинах удовольствия. Лежащие на полу тела, обездвиженные, вдыхающие тяжелый воздух любви, передавали сияющие взгляды
надежды и жизни пунктиром свободы рядом лежащим. Те, кто стоял, протягивали руки, дотрагиваясь до тел красавиц, нежно лаская спины теплыми прикосновениями. Яркий
свет освещал половину группы, другая половина поглощалась постепенно, начиная с ног, темным мраком, созидающим увечьем пустоты. Волосы на свету переливались, затягивая
в пучину красоты золотистым блеском, сменяющимся прозрачной ласкающей дымкой, в
которой растворились нагие красавицы. Темнота резко поглотила цветовой фон картин, уже не заполненных видом девиц. Осязаемая реальность проступала образами фонарей, рассекающих темный проход, и крыс, бегущих по ногам Ильи и его спутников, с