Ну, например вышитый на рукаве знак культа. Кричащая примета. Да и взгляд у него нервный, бегающий. Явно недавно тут стоит — не повезло бедняге заниматься… ну, этим.
— Привет, — поздоровался я. — Любуешься видом церкви?
Их действительно было видно; вообще-то, здание было огромным, как дворец, так что не увидеть его из любого конца города. К тому же, стеклянные купола и статуя, напоминающая планету с двенадцатью рунами (какой интересный выбор), отсвечивали, привлекая внимание. У того, кто это построил, явно было много денег. О-очень много. Интересно, как тогда выглядит королевский дворец.
— Д-да, — отозвался мальчишка. — Замечательный вид. Вам что-то нужно?
— А как ты думаешь? — фыркнул я. — Знаешь, я глубоко верующий человек. До меня дошёл слух, что в столице можно… собраться по интересам с людьми, так же заинтересованными в религии.
Мальчик кивнул.
— Так вы об этом? Конечно! Я отведу вас!
Я повернулся, чтобы подозвать Амелию, и, воспользовавшись этой маленькой заминкой, скривился. И всё? То есть, кто угодно может просто подойти и сказать: «Мне тут давно приключений на мягкое место не хватало, можно я вступлю в вашу секту?»
Невероятно, насколько же здесь все друг другу доверяют? Впрочем, вряд ли создатели этой организации чего-то боятся. А чего? Если церковь их поддерживает, то и государству дела нет. Кто будет ловить их и прикрывать лавочку? Разве что плакаты по городу не развесили: «Тайный культ ведёт набор идиотов! Получите глупую нашивку за вступление!»
Мальчик убедился, что мы готовы следовать за ним, и повернулся к какой-то подворотне. Чего и следовало ожидать… Ладно-ладно, моя первая организация наёмников тоже имела вход в подворотне. Может, мне и не стоит относиться ко всему, как к затянувшемуся пародийному спектаклю?
Ну, а может и нет.
Железная дверь. Маленькое помещение без окон, стол и пара стульев. И, видимо, местная приёмная комиссия: мужчина лет сорока с блестящей лысиной глянул на нас исподлобья. Невероятный офис, нечего сказать. И ведь не скажешь, что именно эта конторка затащила в секту графского сынка.
Ну или Мапель умственно отсталый. Я, конечно, пока его не встречал, но хорошо отзываться о «родном брате», пытавшемся меня убить, выше моих сил. По крайней мере, это правдоподобная теория.
Мальчонка выскочил за дверь; она закрылась с каким-то глухим стуком, оставив нас с Амелией наедине с мужчиной за столом.
— Присаживайтесь, — протянул он, указывая на стулья. — Вы не представляете, как я рад вас видеть.
Должно быть, он всем это говорит. Главное, не смеяться, пока он вещает из-под своих огромных усищ — серьёзно, ну здесь же есть зеркала! Я-то в его возрасте не перестал за собой следить; думаю, и популярность у женщин у нас сильно отличается.
И всё же, я сел. Амелия сделала то же самое; стоит признать, напряжённо, на одеревеневших ногах. Я надеялся, что она будет лучшей актрисой, с её-то невозмутимостью; впрочем, думаю, я просто к ней пригляделся и теперь могу различить то, что глазу первого встречного недоступно.
— Мы тоже очень рады, — я широко улыбнулся. — Как нам стоит к вам обращаться?
— Как вам захочется, — отозвался мужчина. — А ваши имена?
Ну, Усач так Усач. Не я это сказал!
— Я Алекс Эддерли, — представился я и глянул на Амелию. — А это моя супруга.
— Мелисса Эддерли, — отозвалась она.
Усач с сомнением качнул головой.
— Вы так молодо выглядите. Сколько вам лет, мистер Эддерли?
— Мне двадцать, — беззастенчиво соврал я. — А вот моей жене всего восемнадцать.
Я и так прибавил до опасной границы; хилый семнадцатилетний Альберих и без того выделяется на фоне сверстников. Миниатюрной Амелии тоже не повезло — тяжело в этом мире двоим коротышкам, ничего не скажешь!
— Два-адцать, — протянул Усач. — Вы местные?
Я качнул головой.
— В Кальбероне мы всего пару дней. Мы переехали сразу после свадьбы — раньше мы жили в Штинвеле.
Штинвель — маленький городок, почти деревушка восточнее Кальберона. Я выбрал её, потому что она была недостаточно близко, чтобы было легко проверить наше происхождение, но и недостаточно в глуши, чтобы всё выглядело совсем неправдоподобно.
— Хотели быть поближе к главной цервки? — Усач усмехнулся. — Очень похвально. Так вы верите в пророчество о перерождении Двенадцати, не так ли?
Тупой вопрос. Нет, не верим, просто в этом вашем Кальбероне молодожёнам совершенно некуда сходить!
Я уверенно закивал.
— Конечно! Как мы можем не верить в обещание святых?
— Это истина, — добавила Амелия своим как обычно серьёзным тоном; достаточно убедительно.
— Всё так. Именно ради этого мы и собираемся — в ожидании возвращения тех, кто спас человечество, — мужчина удовлетворённо написал что-то на листе бумаги. — Но вы уверены, что сойдётесь во мнениях с другими? Знаете, некоторые занятия могут быть для вас… необычными.
Как попытки кого-то прирезать, я понимаю. Ничего необычного; что, думаете, мы не знаем, чем занимаются организации, вроде вашей?
Нет, конечно, они могли набрать идиотов, которые понятия не имеют, что творится у них под носом. Таких может оказаться и больше половины — пора прекратить возлагать надежды на чужую сознательность. К тому же, учитывая то, что местная религия основана на вполне реальной (ну, для их мира) истории, не стоит исключать, что тут полно глубоко верующих людей.
— Мы всё понимаем, — я ответил на вопрос Усача. — Знаете, мы с Мелиссой — очень понимающие люди. Я уверен, что мы легко вольёмся в общество… заинтересованных.
— М-м… — мужчина противно улыбнулся. — Тогда у вас не будет проблем не так ли? Вы можете получить членские значки у Ганса.
Очевидно, он имел в виду рыжего мальчика-зазывалу; казалось бы, задача выполнена. И всё же, я как бы невзначай спросил:
— Мы ведь должны пожертвовать что-то на нужды культа Двенадцати, не так ли?
Взгляд Усача — цепкий, проницательный и чересчур липкий, — вернулся ко мне. Его улыбка, казалась, была ещё шире моей. Должно быть забавно наблюдать, как двое людей пытаются изобразить дружелюбие таким нелепым образом.
И всё же, без заплывшей от жира фигуры и действительно смешных усов я должен быть куда убедительнее; как я уже говорил, внешность сильно влияет на восприятие человека.
— Ну что вы, — сказал Усач. — В этом нет никакой необходимости.
И несмотря на эту ложь, он был рад этому вопросу. Мы с Амелией оделись попроще, как обычные горожане, потому что притворяться дворянами — себе дороже. Не скажешь, что у нас много денег. Единственный путь для культа — медленно начать давить, чтобы мы несли свои деньги; в конце концов, они выдоят нас до последней капли и выбросят в пользу новых источников денег.
Но вот мышь сама бросилась к мышеловке, в надежде, что её прихлопнут. Ну разве это не смешно? И трудиться не надо!
А предложил я это, чтобы сразу зарекомендовать себя как человека, настроенного их поддерживать. Увидев немного денег — мы с Амелией тщательно выбирали сумму, не слишком большую для вчерашнего сельского жителя, но не слишком маленькую, чтобы махнуть на нас рукой, — кто угодно ослабит бдительность.
Хорошо иметь отца-графа. До сих пор не было возможности это оценить, а тут на тебе: вот куча золота, получай, пользуйся. Мне бы такого в прошлой жизни, и половины проблем как не бывало!
Я потянулся к внутреннему карману куртки и вытащил мешочек с деньгами.
— Я уверен, что такой серьёзной организации будет, куда это потратить, — заявил я, выкладывая вещицу перед Усачом.
— Хн-н… — он снова протянул что-то невнятное и хлопнул в ладоши. — Только потому что вы настаиваете!