Не будь у меня сверхсил, я считал бы это ещё более бредовым. К сожалению, магия была слишком реальна, чтобы я её отрицал.
Это, правда, не мешает мне отрицать всё остальное.
Первосвященник скрылся за дверью, и двое в мантиях отправились за ним. Я остался наедине с Листрой; та поглядывала на меня с опаской.
— Так когда я смогу уйти? — поинтересовался я.
— Если ваше здоровье в порядке, вы сможете уехать уже завтра утром. Но ваша память…
Я махнул рукой.
— Живут же как-то люди.
В конце концов, иметь чужие воспоминания в своей головёшке не хочется, а больницы я никогда не любил.
Другой вопрос: парень пролежал в коме два месяца, а вы пульс пощупали, спросили, как самочувствие, и всё, бай-бай? Уровень медицины просто на высоте — не хотел бы я оказаться при смерти в таком месте.
Ближе к вечеру меня накормили наиотвратительнейшей похлёбкой и каким-то горьким лечебным чаем. В моей жизни была еда и похуже — гораздо хуже, а то и её полное отсутствие, — но всё равно было как-то неприятно. Первый приём пищи в новом теле, и то какая-то дрянь. Впрочем, после этого чая я крепко проспал всю ночь; на утро не было и отголоска прежней слабости, о которой я умолчал.
Разбудили меня с рассветом — это снова Листра, и почему-то у меня возникло ощущение, что она здесь единственный медработник. Каков госпиталь — и первосвященник, и одинокая девочка-лекарь. Зато хороша — смотреть на какого-нибудь страшненького санитара в обычной больнице, пропахшей лекарствами, было бы куда менее приятно.
Мне принесли одежду. Благо, не с чужого плеча, она отлично на мне сидела, но всё равно была малость чудно́й. Стоит поблагодарить моё посмертие за полную истрическую недостоверность — нервы у меня, конечно, крепкие, и чего я только не переживал, но пережить ношение какого-нибудь гульфика или гигантского воротника-рафа я бы не выдержал. Может, я и умер, но от стыда можно и во второй раз помереть. В конце концов, в косплееры я не нанимался.
Меня вывели из госпиталя — точнее, Листра вывела меня из госпиталя, даже не дав взглянуть на себя в зеркало. Не то чтобы то, что я не смог оценить своё новое молодое лицо, было трагедией — и всё же, хотелось бы не оказаться уродом или прыщавой малолеткой. Правда, оказалось, что госпиталь всё же не какое-то заброшенное место — народу было полно, и все поглядывали издалека с явным интересом.
Выйдя на улицу, я понял что место было действительно красивым: госпиталь был ладно построен, и за садом перед ним точно ухаживала не одна пара рук. Неподалёку виднелась церковь — это огромное здание со стеклянным куполом и причудливой архитектурой было сложно не заметить.
На дороге перед коваными воротами меня встретила моя первая проблема.
Ма-аленькая деталь, которую мне стоило ожидать.
Чёртовы лошади.
Лошадей я, конечно, не боюсь — это было бы глупо. Тем не менее, этих тварей я ненавижу с тех самых пор, как однажды одна из них меня чуть не затоптала. Мне было лет восемь, и всё желание ходить на конный спорт умерло в зародыше.
Благо, твари были запряжены в карету. Ехать верхом не придётся, но в голову пришла мысль, что рано или поздно это произойдёт. Вот он, мир без автомобилей — и никакой альтернативы!
Рядом с каретой ждала девушка чуть моложе Листры. Место кучера занимал молодой человек в ладно пошитой форме; он на меня не смотрел и выглядел слишком невозмутимо для обычного возницы.
Неизвестная девушка в пышном платье горничной была низкой — если с Листрой мы были одного роста, то незнакомка уступала на полголовы. У неё были тёмные волосы, собранные в пучок; она стрельнула своими лисьими глазами и коротко поклонилась.
— Рада видеть вас в добром здравии, господин.
Я едва не фыркнул и задался вопросом, подходящий ли это момент, чтобы спросить, кто она вообще такая.
— Кто ты?
Девушка в недоумении переглянулась с Листрой, но покорно ответила:
— Амелия. Служанка, — всё же сказала горничная. — Вас ждут в Типрихсе, господин. Едем.
— Едем, — покорно ответил я.
Не идти же мне в никуда, верно? Может, все эти академические штучки будут не так уж плохи? Буду воспринимать это как отпуск; давно я не отдыхал без всяких убийств.
Кроме своего. Ха-ха…
В карете мы с Амелией остались наедине. Она изредка на меня поглядывала, но упорно молчала; кажется, она не привыкла говорить не по делу. Такие подчинённые всегда нравились мне больше прочих; впрочем, и что творится в их головах, сказать сложнее.
Карета двинулась и медленно поехала по на удивление ровной дороге. Я зевнул, глядя в окно: все эти полусредневековые здания и милые городские улочки выглядели довольно приятно. Это тебе не грязный и шумный мегаполис — всё это место окутывало спокойствие.
Может, вся эта фантазия — то, чего я хотел при жизни? Отдых, красивый фэнтезийный город и собственная горничная. Что ещё нужно для счастья? Идеально для моих убитых нервов.
Типрихс, очевидно, находился где-то на окраине Кальберона. Столица наверняка казалась местным огромной; я бы сказал, что она смахивает на город среднего размера с парой выдающихся достопримечательностей.
Поездка заняла чуть больше полутора часов. К тому времени, как карета остановилась, я успел заскучать; не было ничего тоскливее подобного времяпрепровождения. И вот мы уже у Типрихса — огромное здание из красного кирпича, прямо над большой дверью — сверхъестественно светящийся циферблат. Вдалеке виднелись другие постройки и огороженные территории.
Кажется, никто не собирался нас встречать. Я вопросительно глянул на Амелию, и та сказала:
— Встретимся с ректором Либби в её кабинете.
Охрана пропустила нас без проблем — Амелия показала им письмо с печатью ректора. Мы оказались внутри, в зале невероятных размеров с чёрно-белой плиткой, делающей это место похожим на шахматную доску. Горничная, кажется, знала дорогу; мне оставалось только следовать за ней. Я старался привыкнуть к тому, что теперь я не Алекс Эддерли. На меня не охотятся тысячи озлобленных наёмников, и я не стою на вершине всего криминального мира. Я, кажется, обычный графский сын в каком-то волшебном мире; что бы это ни было, вряд ли стоит надеяться на преловутых бабочек и розовых пони, но сейчас я был куда расслабленнее, чем когда-либо.
Впрочем, правильно ли это? Из-за своей раслабленности я умер, как настоящий придурок. Но ведь теперь меня и убивать некому; история первосвященника, конечно, шита белыми нитками, но лезть в это у меня нет никакого желания.
Кабинет ректора был в самом конце коридора. Туда вела высокая арочная дверь; Амелия постучала и, дождавшись разрешения войти, пропустила меня первым.
Внутри было светло и довольно роскошно. Ректор — довольно старая женщина, явно тарше пятидесяти, — сидела на кресле, обитом бархатом, и смотрела на меня со снисхождением. У неё был уставший вид; даже издалека я мог разглядеть тёмные круги под её глазами. Это не было чем-то неожиданным. Дети — те ещё твари, так что быть ректором, да ещё и в какой-то магической академии, просто не может быть легко.
— Альберих Эльдалиэва прибыл, — сказала Амелия за меня и отвесила ректору глубокий поклон; я, частично повторив её движения, был невероятно рад, что она здесь. Было бы сложно ассимилироваться, не помня «собственного» имени.
— С запозданием, но я рада тебя видеть, — кивнула ректор. — Меня зовут Мабон Либби. Зовите меня просто мадам Либби, Альберих. Преподавателям твоего курса сообщили о твоей проблеме, поэтому тебе дадут время нагнать пропущенный материал.
Мабон Либби сделала паузу. Почувствовав, что я должен что-то сказать, я ответил:
— Благодарю, мадам Либби.
Женщина хмыкнула.
— Я вызвала старосту твоей группы. Она поможет тебе с заселением в общежитие и покажет тебе академию.
Одновременно со словами ректора в дверь постучали. Снаружи раздался девичий голос; ректор улыбнулась и протянула:
— Это за тобой. Свободен.