И оба они птицами летят на запретное свидание. Когда же Ганна убеждается в жестокости Евхима, отсутствии настоящей любви, уходит из дома Глушаков и вообще из деревни Курени.
В школе в Глинищах, куда она пошла к знакомой учительнице, Ганна переживает многое из того, что еще более закалит ее характер.
Уйдя из Куреней, отвергнув предложение Евхима вернуться, Ганна остается со своей тоской по чему-то чистому и светлому. Лена Борзова все это "отыграла" с необыкновенной естественностью.
В последних сериях экранизации она спрашивала у режиссера-постановщика: "Кого же я теперь люблю?.." И сама отвечала: "Все еще неугасшую мечту, она дает моей Ганне силы жить". Где же она, эта мечта? Ни Мележ, ни Туров не дали на это ответа…
Щедро использованы в фильмах речевые характеристики. Они точнее очерчивают персонажи, чем все другие компоненты. Сериал создавался на белорусском и на русском языках, в таком виде он и выпускался на экран. В русском варианте языковой колорит передан не в той степени, как в варианте белорусском. Тут автор-режиссер не выдержал меру включения местного колорита, белорусские обороты в ряде случаев звучат на русский манер.
Почти все рецензенты фильмов "Люди на болоте" и "Дыхание грозы" касались этой проблемы, активно ее обсуждали писатели, присутствовавшие на премьере в республиканском Доме литераторов. Никто из выступавших не отрицал, что посмотрели талантливое кинопроизведение, уважительное по отношению к Ивану Павловичу Мележу, с многими яркими образами. Но вот язык, на котором они говорят, писатели не приняли. Янка Брыль, один из выдающихся стилистов в нашей литературе, назвал его "трасянкай", которая снижает культуру экранизации. Были упреки в адрес режиссера и оператора за излишнюю яркость красок, "социальную приглушенность" конфликтов, любование этнографией края.
Туров с досадой слушал упреки, но в общем признавал их. Зато с какой радостью он показывал письма с Дальнего Востока, с Севера, в которых жившие там белорусы, посмотрев фильм "Люди на болоте", благодарили его создателей за то, что они позволили им увидеть и услышать своих земляков. И совсем окрыленным Виктор Тимофеевич приехал из Чехословакии, где на знаменитом курорте Карловы Вары проходил XXIII Международный кинофестиваль. Его жюри присудило фильму "Люди на болоте" премию за мастерство актерского исполнения. А ведь это мастерство достигнуто благодаря точному видению каждой роли режиссером, мастерской его работе с ними.
Там же, на фестивале, В. Туров встретился со всемирно известным итальянским режиссером Джузеппе Де Сантисом, вместе с актрисой Борзовой они гуляли по городу. Выросшему на "неореализме" мастеру белорусская картина понравилась правдивостью и национальным своеобразием, более того, он увидел в ней "три круга любви": любовь героев к труду и своей земле, любовь как высочайшее чувство и любовь авторов к своим героям. "Это то, что согревало меня весь длительный период работы над экранизацией", — говорил Туров. Фильм "Люда" на болоте" принес, конечно, режиссеру немало волнений, но и немало радости. На всесоюзном кинофестивале (Таллинн, 1982 г.), он получил главный приз и диплом "За лучший художественный фильм", несколько позже — Государственную премию СССР, два Международных приза — в Карловых Варах и Маниле (Филиппины).
Проходят годы, а творческий опыт экранизаторов "Полесской хроники" остается исключительным в белорусском кинематографе. В. Туров вывел на экран не отдельных героев с "жизненными корнями", а народ "родом из Полесья" в его бытовой, физической и нравственной реальности.
Иван Мележ умер в августе 1976 года, когда сценариев по его романам еще не было. И я задала Виктору Тимофеевичу вопрос: а если бы не случилась такая трагедия — преждевременная смерть писателя, — принял бы он экранную "Полесскую хронику"? Туров был уверен, что Иван Павлович уважительно к ней отнесся бы, прежде всего за ту неподдельную любовь к дорогим его сердцу героям, которой кинематографисты жили, создавая фильм. В отличие от некоторых критиков, — уточнил Туров свою мысль, — он искал бы не разночтение со своими страницами, а соответствие главным мыслям и желаниям. Он любил свою Ганну, думаю, что полюбил бы и нашу, принял бы и многих других героев в экранном обличье… И не судил бы нас за то, что мы освещали их светом надежды на лучшую долю…