– Разумеется, Эл, все образцы твои.
– Отлично! Статья в общих чертах готова, планирую закончить ее к концу недели. Более того, у меня уже есть несколько заинтересованных редакторов и предложение от одного издания на серию, так сказать, тест-драйвов. Мы пока на стадии обсуждения, обдумываем, как лучше все организовать. Но в любом случае в пятницу ты сможешь прочесть отчет в моем блоге. Ты и тысячи моих подписчиц.
– Спасибо, Элис, ты оказываешь мне огромную услугу.
– Белла, брось. На самом деле, за эту работу я могла бы тебе доплачивать. – Элис понижает голос до мечтательного бормотания: – Если попробуешь номер три, поймешь, о чем я.
– Боюсь, до этого дойдет не скоро.
Элис всегда была хорошей журналисткой и разбиралась не только в том, что люди ей говорят, но и в том, чего они не сказали, а лишь подразумевали. Как породистая гончая, она мгновенно уловила в воздухе тонкий запах добычи и поспешила атаковать меня вопросами:
– Новый приятель? Уже была с ним на свидании? И кто он? Модель или байкер? А может быть, очередной талантливый, но непризнанный художник?
– Элис, я сейчас занята. Как только освобожусь, обсудим детали.
– Детали это то, чего я так жажду! Учти, я намерена узнать все, все-все до мельчайших подробностей, – Элис делает небольшую паузу, а после, не удержавшись, добавляет, – но скажи, он хотя бы красивый?
Как будто до сих пор у меня не было возможности рассмотреть Эдварда, я бросила в его сторону едва заметный взгляд. Вопрос Элис заставил меня задуматься. До тех пор я пыталась завлечь мистера Сопротивление Женскому Обаянию в свои сети из чувства противоречия и ради восстановления подбитой гордости. В пылу собственной обиды я не успела оценить его как следует. А между тем он был симпатичным и являлся далеко не худшим образчиком своего племени: с густыми, отливающими золотом, волосами, с красивым овалом лица и четким абрисом скул; профиль почти классический, густые ресницы и волнующие губы – которые я была бы не против попробовать на вкус. Его глаза в зависимости от перепадов настроения становились то похожими на изумруды, в которых отражаются искры солнечного света, то превращались в осколки зеленоватого льда. По правде говоря, излучали тепло они довольно редко. То оживление, которое в Эдварде вызвал рассказ о его работе, вновь сменилось вежливой, но ужасно холодной миной. Он не выглядел ни обиженным, ни разозлившимся, и я могла бы подумать, что ему на все плевать, что он отбывает обязательное наказание, при этом находясь не в ресторане, а в пыточной камере в ожидании появления своих мучителей.
***
Солнце поливает потоками жгучего тепла вымощенный серой плиткой тротуар, отчего пространство напоминает иссушенную зноем и сверкающую белизной пустыню. Легкие, похожие на сахарную вату обрывки облаков лениво, как мухи в густом сиропе, ползут по небу. Я в тринадцатый раз смотрю на часы. Никого я не ждал с таким волнением, как Беллу. Словно от того, придет ли она на наше второе, можно сказать, свидание, зависит моя жизнь. Жизнь и смерть.
Говорить, что Белла произвела на меня впечатление – это все равно, что утверждать, что солнце теплое. Она сразила меня. Самый первый ее взгляд пулей пронзил мое тело и вверг в оцепенение. Мало того, что природа одарила эту женщину божественной фигурой, она еще и не забыла лишить Беллу Свон скромности, дабы та могла беспрепятственно демонстрировать своё совершенство окружающим. За те пару минут, что она шла к нашему столику, я заметил как минимум пятерых типов, захлебнувшихся своей слюной. Они провожали Беллу полными вожделения взглядами, и ей это нравилось. Она впитывала чужое обожание, усваивала его, как растения усваивают солнечный свет. Каждое ее движение и жест выглядели совершенными и отточенными как лезвие стилета, чьи удары не знают промахов. При этом она не просто жила, она играла на публику.
Чувствовал я себя придурком, которого обманывают, одним из тысяч приглашенных на постановку. Я не терплю фальши и актерства и поэтому, когда Белла стала извиняться за опоздание, я был сам не свой и явно на взводе. За пару минут ей удалось и привлечь меня, и оттолкнуть. В ней было много непонятного и волнующего. Не подлежало сомнению одно – она была прекрасна и не боялась дарить красоту другим.
Моя злость вырвалась наружу в совершенно глупой вспышке раздражения. Сам не знаю, зачем я стал говорить ей о том, сколько минут провел в ожидании. В конце концов, такую женщину многие согласились бы ждать всю жизнь. Я это понимал, ощущал каждой клеткой тела и фотоном души, потому и злился, заранее защищаясь от ее превосходства.
К счастью, Белла не вспылила и не ушла, проводив меня презрительным взглядом огромных заманчиво шоколадных глаз. Напротив, она была милой и смотрела на меня не без заинтересованности. Я был благодарен и старался не вести себя как придурок, что тем не менее получалось не всегда. Заказать морковный сок – что может быть ужаснее? Однако дальше разговор складывался вполне удачно и ситуация вроде бы наладилась. У меня даже хватило смелости пригласить Беллу на свою фабрику.
И сейчас я боюсь только одного. Боюсь испортить все каким-нибудь неверным поступком. Белла Свон явно не принадлежит к тому типу женщин, с которыми я привык общаться. Впрочем, есть и ободряющий фактор: на фабрике, построенной еще моим прапрадедом, я чувствую себя более свободным и уверенным. Мне нравится быть тем, кто продолжает дело предков, следует традициям и чья деловая репутация не пустой звук. Я так много вложил в свою работу, что иногда мне кажется, будто я становлюсь частью кирпичной кладки мрачных заводских стен, а моя душа переливается в высоких окнах вместе с первыми лучами солнца. Часть меня обитает где-то неподалеку, заключенная в сплетении темных коридоров и душном воздухе шумных цехов.
В тот момент, когда я думаю, не вызовут ли во мне противоречий преданность делу и мои неожиданные чувства к Белле, на стоянку выруливает красный кабриолет. Будь за рулем любая другая женщина, я сказал бы, что она выглядит вульгарно. Но Белла выглядит не вульгарно. Она органична и прекрасна. Не смотря даже на провокационный вырез свободной блузы и ослепительно-белые брюки, ужасающе откровенно подчеркивающие каждый изгиб стройных ног.
Уняв дрожь в руках, я иду ей навстречу. Как и в ресторане, появление Беллы столь стремительно и ослепляет подобно солнцу, что у меня вновь нет шанса проявить хорошие манеры. В первый раз я буквально прирос к месту и не смог отодвинуть для нее стул. А теперь непозволительно долго собирался с силами, чтобы сделать первый шаг и помочь выйти из машины, предлагая руку и таким образом скрадывая невинное прикосновение. Но Белла толи не видит, толи делает вид, что не замечает, какое на меня оказывает влияние. Она дружелюбно улыбается и сама протягивает руку. Так, будто мы друзья. Я осторожно отвечаю на рукопожатие и спешу начать ознакомительную экскурсию. Резко отворачиваюсь, стараясь скрыть то волнение, что пробудило во мне ощущение прохладной фарфоровой кожи. Слова вылетают из меня как очередь из автомата. Я знаю, стоит замолчать, и мое равновесие, с таким трудом обретенное, вновь будет лежать в руинах.
Белла внимательно слушает. Иногда задает вопросы, отвечать на которые мне одновременно и приятно, и мучительно. Мне нравится её интерес к тому, что дорого мне и на протяжении десятков лет составляло опору семьи Калленов. Но мне трудно сосредоточиться. Против собственной воли я часто оглядываюсь и ловлю запретные частицы великолепного образа: подчеркнутые алой помадой пухлые губы, заостренный подбородок, застывшие янтарными каплями отблески солнца на темной радужке выразительных глаз, трогательно трепещущие от налетающего сквозняка прядки волос, изящные пальцы, перехваченные тонкими ободками колечек, хрупкие запястья и полоска белой, как молоко, кожи в глубоком вырезе блузы. Отвечая, я каждый раз мучительно подбираю слова и часто теряю мысль. Тем не менее не смотреть на Беллу оказывается выше моих сил – так же трудно, как не спать десятую ночь подряд. У этой женщины получается наводить на мужчин колдовские чары. От нее исходит невидимая сила, игнорировать которую совсем не просто.