покинул, - «Это ж до чего любовь довела!» - посочувствовал парню, залез
24
под простыню и улыбнулся, - «И девка хороша! Что б пожалеть! Дала б
разочек – с нее не убудет. И он бы успокоился».
«Не-е-е…», - влез я со своим, - «здесь так не получится. Девка не та.
Она – лидер, знает, что красивая, уверена, что все от нее без ума. И сама
выбирает парней, а не они ее. И выбирает смелых, наглых, напористых. А не
сюсюкающих, боящихся хватануть за нужное место. Для нее приятней, если
силой возьмут, даже изнасилуют! Так что нашему сюсюкающему канавщику
ничего не обломится».
«Зато мне обломится», - Леня выключил в домике свет, - «головная боль
на все лето».
По воскресеньям отряд просыпался поздно. Я открыл глаза и
продолжал валяться в кровати, а Леня из домика вышел, как обычно пройтись
по отряду, посмотреть все ли в порядке. Вернулся довольный:
«Студентка только что в отряд вернулась. Все в порядке, слава богу».
«Наш влюбленный ее не встречал?» - поинтересовался я, вернее сделал
попытку слабенького прикола.
«Не видел!» - Леня заулыбался, - «Он, наверное, ночь не спал, сейчас
наверстывает!»
Здесь забамкала железякой повариха, приглашая на завтрак, и я начал
из кровати вылезать. Леонид сразу пошел в столовую, а я чуть позже, после
утреннего омовения.
К столовой народ подходил и уже из нее уходил, и среди завтракавших
я несчастного канавщика не нашел. Зато присутствовала его любовь, и в
таком виде, что сомнений, где и как она провела ночь, ни у кого возникнуть
не могло.
После завтрака, большинство в отряде занялись личными делами –
если, конечно, не было отставаний по работе. Но канавщиков, сознательно
приехавших «зашибить деньгу», эти дела мало интересовали, как и пустое
весь день времяпровождение в духоте палаток. Поэтому, рядом – что бы
можно было дойти пешком – всем задали по канаве, и по воскресеньям
работяги шли к ним помахать лопатой. Так же пешком пораньше
возвращались назад – к обеду. Я это к тому, что отсутствие канавщиков в
палатке-столовой никого не удивило – позавтракали пораньше, как они всегда
делали, и ушли, поработать по прохладе. Но в отряде, как оказалось,
отсутствовал и канавщик влюбленный, который после вечерних страстей и
бессонной ночи идти на канаву вроде бы не должен. А и я, и Леня этот факт
пропустили, не придали ему значение. Зато насторожились через полтора
часа после завтрака, когда к величайшему нашему удивлению в распахнутую
дверь домика вломился запыхавшийся напарник Палыча Роман. А они оба
должны быть в Камазе, и уже километрах в тридцати от отряда!
«Ты чего здесь?» - это Леня с возмущением, удивлением и
недоумением, потому что по договоренности утром парень в отряде не
должен был появиться! А у меня на душе кошки заскреблись. Студентка в
отряд прибежала давно и одна, как и договаривались, и этот парень ее точно
провожал. А сейчас пришел второй раз – значит, что-то случилось. Причем
25
серьезное, и как бы не с Палычем. И как бы молодой канавщик, любовью
прибабаханый и в данный момент в отряде отсутствующий, к этому
серьезному делу не приложил руку.
«Мужики! Машина исчезла! Вместе с Палычем!» - прохрипел Рома, и
шагнув к кровати, в изнеможении на нее рухнул.
«Как исчезла?» - Леня головой помотал, словно отгонял неожиданное
наваждение, - «Сломалась, или еще что?»
«Уехал Палыч! Бросил меня!» - это парень с придыханием, словно вот-
вот у него потекут слезы. А до Лени начало доходить, что дело серьезное, и
он повернулся ко мне:
«Найди шофера, возьми ключи. Скажешь, что свозишь меня в одно
место», - не задерживаясь, я из домика выскочил.
Шофера нашел быстро, обрадовал, что от него нужны всего лишь
ключи, а не самому катать начальника, и вдвоем мы пошли к стоянке машин,
где он должен в своей включить секретный тумблер противоугонного
устройства.
Только включать не пришлось: задние колеса двух отрядных бортовых
Газонов были спущены, а в покрышках сбоку зияли прорези явно
искусственного происхождения.
«…твою………. мать!» - изверг шофер подобающую моменту тираду, -
«Это ж что за гад два колеса изничтожил! А у меня запаска одна! Что теперь
делать?» - про вторую машину, с теми же двумя «изничтоженными»
покрышками даже не упомянул. И продолжил упражняться в ненормативной
лексике, с упоминанием всей возможной родни неизвестного злодея. Мне это
словоблудие быстро надоело:
«Быстро запаску ставь! Мне начальника по серьезному делу везти
нужно!» - еще какому серьезному, если кроме исчезнувшего Камаза и обе
отрядные машины из строя выведены!
«Толку то!» - услышал я от шофера первую осмысленную фразу, -
«Запаска одна, а колес пробито – два!»
«Вторую возьмешь с той машины!» - кивнул на вторую отрядную, тоже
с двумя пробитыми баллонами, - «А я побежал к начальнику, он тебе в
помощь людей пришлет!» Шофер почесал репу, побурчал, что и в
воскресенье не дали отдохнуть, но полез в кабину за инструментом. А я
припустился в свое жилище.
Леня и напарник Палыча сидели на кроватях, нахохлившись как сычи и
молча. Оба начали подниматься, считая, что я пришел за ними и пора идти к
машине. Пришлось напарнику Палыча махнуть рукой – сиди мол, а Лене
кивнуть головой, что бы со мной из домика вышел: говорить о происшествии
на стоянке при постороннем человеке мне не хотелось. Так же, как не
хотелось, что бы кто-то посторонний Рому увидел.
«Что еще?» - это Леня сердито, решив, что водила заартачился, и
ключи мне не отдал, - «Я к нему сейчас сам схожу и втык сделаю!»
«Хуже», - посмотрел ему в глаза, - «задние колеса у наших машин
разрезаны так, что придется выкинуть. Шофер свою запаску уже ставит,
26
вторую придется взять с другой машины, а без твоего разрешения он этого не
сделает».
Леня вначале удивился, потом задумался, рассматривая что-то вдали и
под ногами, наконец поднял глаза на меня:
«Канавщик разрезал, больше некому», - я был не против, но пожал
плечами, продемонстрировав сомнение: если он, то причем здесь машины, к
его несчастной любви никакого отношения не имеющие. А Леня еще
немножко подумал, и продолжил:
«Точно он. Ночью Камаз не нашел, студентку тоже – и выплеснул
эмоции на наших машинах».
А вот здесь Леня не прав! И я уже понял в чем: не дождавшись
студентки в отряде, Гриша снова побежал искать Камаз, а не к себе в палатку,
как Леня вчера вечером посчитал. И Камаз нашел, и все понял. А порезанные
покрышки отрядных машин – это уже не месть можно сказать невменяемого
человека, а часть его плана. Только часть! И сейчас меня тревожил вопрос: а
что с самим Палычем, который возле Камаза ночевал? Не мог же он уехать
один, без напарника, когда тот от машины ушел, проводить девушку до
отряда? Не мог, и как бы с ним не случилось что-нибудь совсем нехорошее.
Пришлось начальнику об этом и сказать:
«Сейчас нам срочно нужно Камаз догонять. Не удивлюсь, если в нем
наш Гриша, а Палыча – нет!» Леня посмотрел на меня, покачал головой:
«Ну и мысли у тебя! Жуть полная!» - и кивнул на домик с Ромой, -
«Смотри за ним, что б сидел и не вылезал, а я побежал, с машинами
разбираться!»
Минут сорок я и напарник Палыча в домике молчали. Не знаю, о чем
думал Рома, а у меня мысли крутились вокруг да около отверженного
студенткой Гриши. Если он угнал Камаз, то не в состоянии аффекта или
нервного перевозбуждения. Иначе не сообразил бы вывести из рабочего