знали, что из него пока никто не стрелял, но ни Виталий, ни Слава не знали
даже о его существовании. И в подходящий момент я попросил Палыча со
мной на пару минут выйти, ситуацию с пистолетом объяснить тет а тет .
«Ни в коем случае! Даже не упоминай о Макарове!» - Палыч огляделся,
не подслушивает ли кто нас, - «Как все считают, этот гад уже труп, и если его
остатки найдут – пистолет на нас менты повесить не смогут. Бандит его имел,
никто по другому и не подумает!»
Я даже Палыча зауважал. Потому что о таком варианте раньше не
подумал. Почему? Наверное потому, что Гришу в большей мере считал всего
лишь подставой, а следовательно, пистолета и похищенных денег при себе он
иметь не мог. Но сейчас об этом говорить Палычу постеснялся, с ним
согласился, и в домик мы вернулись, продолжить можно сказать пустую
болтовню.
Но здесь в палатку заглянул Леня и увел Палыча в столовую.
Оставшись без заинтересованного слушателя, остальные подождали, пока те
вместе с присоединившимися ментовскими начальниками не скрылись в
палатке общепита, и пошагали туда же.
После обеда я с Виталием и Славой вернулся в их домик, а Палыча
Леня от себя не отпустил, так же как и непонятно откуда появившегося Рому.
57
И вскоре вся эта публика на двух Уазиках покатила к сгоревшему Камазу –
больше в том направлении ехать было не к чему.
«Они что, нам не поверили и решили лично партизана поискать?» -
удивился Слава, глядя вслед удаляющейся кавалькады. Виталий столь
наивным не был:
«Еще чего! Эти по бездорожью трястись не привыкли. Посмотрят
железки, и назад вернутся!»
«Так из всей оравы только мент в штатском их не видел!» - Слава
посмотрел на меня, ожидая поддержки.
«Мент в штатском – самый главный, он следователь. Его повезли, на
место преступления, и другие будут объяснять, что да как произошло. А
следователь задавать всякие неприятные вопросы. Так что», - я Славе
улыбнулся, - «партизана они искать не будут, можешь быть спокойным».
«А мне сдается, что и мы его больше искать не будем. Павел Петрович
и приехал, нам это сказать», - сделал Виталий заманчивое предположение, в
которое очень хотелось поверить.
Через пару часов Уазики в отряд вернулись, пассажиры переместились
в оккупированный ими домик. И начались уже знакомые действия: Леня
водил следователя по отряду, на стоянку, на родник, в наш погреб возле
столовой, к палаткам канавщиков, Розы и Вики. После чего публика
вернулась к домику и торчала возле нее, пока следователь внутри
разговаривал с канавщиками, Розой, поварихой и шофером, с которым я
недавно первым увидел на наших машинах порезанные шины. Все это
длилось ровненько до ужина, после которого, подзаправившись в дорожку,
ментовский Уазик увез капитана и следователя в цивилизацию. Теперь Павел
Петрович собрал всех отрядников в палатке камералке и произнес речугу,
смысл которой сводился к тому, что, во-первых, отряд – организация
режимная, и требует обязательного соблюдения порядка и дисциплины; во-
вторых – никаких контактов с посторонними лицами, не связанными с нами
по работе; и в третьих – никаких злоупотреблений спиртным, и мгновенное
увольнение лиц, употребляющих наркотики.
Все Павла Петровича послушали, втихаря поулыбались, и конечно
никто его наставления, разве что по части наркотиков, выполнять не
собирался. Все ж таки народ мы свободный, а не в зоне за колючей
проволокой. На этом все разошлись, и уже в нашем домике, в присутствии
Лени, меня, Виталия и Славы, начальник партии, забыв о только что
сказанном на публике, достал из своего чемоданчика бутылку водки, хлеб и
кусок колбасы.
«Давайте за то, что, слава богу, обошлось у нас без невинных жертв.
Парня конечно жалко, не доглядели. Но…всяко бывает!» - и все по
стаканчику хлопнули. После чего, жуя колбаску, Павел Петрович, как бы
между делом, озвучил главное:
«Поиски кончаем. Все что могли – мы сделали. Преступник или давно
ушел, или мертв и найти останки можно случайно», - и не сказал, что ему
такой приказ отдали!
58
Начальник партии уехал, забрав Палыча и Рому. А оставшиеся – раз уж
пошла такая масть – разлили еще бутылку, из Лениных запасов. Радоваться –
так по настоящему!
Когда начало темнеть, а Виталий и Слава ушли в свой домик, я,
снедаемый излишним любопытством, попробовал расколоть Леню – о чем он
говорил с приехавшими начальниками, в моем отсутствии. Нахал, конечно,
что говорить, но сдержаться я не мог, и задал вроде бы нейтральный
вопросик:
«Леня, а как дела у Палыча и Ромы? Что менты говорят?»
Леня, с которым мы только что закончили убирать со стола, не торопясь
с удобством устроился на кровати, после чего взор свой обратил на меня:
«Хорошего мало, но не все так и плохо», - улыбнулся, - «Я жду и жду,
когда у тебя терпение кончится, а ты молчишь и молчишь, будто тебя эти дела
не касаются!»
Еще как касаются, и очень надеялся, что Леня о них заговорит без моей
подсказки. Но если подсказать пришлось, что было для меня самым
сложным, то дальше можно двигать уже со спокойной совестью:
«Тогда говори все, что знаешь! А потом и я тебе кое-что расскажу,
может быть из области фантастики, а может быть и тебя заставит
призадуматься! Потому что касается отряда, то-есть, тебя в первую очередь!»
«Насчет фантазий – не сомневаюсь, здесь у тебя все хорошо, всегда
избыток. Но, прежде чем с ними связываться, я тебе реальность объясню: что
менты обо всей этой истории думают».
«Принимается», - согласился я с очередностью изложения, и устроился
на кровати поудобней, рассчитывая на разговор долгий.
«Насчет всех контробандистов: менты прекрасно знают, чем они
занимаются, почему товар с юга везут в пустыне, и что Палыч у них старший.
Но ничего серьезного предъявить не могут: в Мирный приезжали шофера
двух других Камазов, привозили документы на товар, путевые листы. Все они
в порядке, и как Палыч мне шепнул, даже если менты доберутся с проверкой
до пунктов погрузки и разгрузки товара – все будет чисто, кому положено –
там заплачены большие деньги. Так что менты с этими делами не стали
связываться, и рассматривают лишь факт сожжения Камаза, хищения денег
Палыча и нападение на него, и исчезновение преступника. Насчет денег –
никаких перспектив, если только партизана с ними не задержат. И здесь
Палыч виноват сам: нечего было с собой везти, мог сразу на книжку
положить, если не хотел за перевод раскошелиться. И если б даже машина с
товаром сгорела – тоже ничего бы не получил, потому что товар они не
застраховывали!
Теперь о самом преступлении», - Леня вроде бы не к месту улыбнулся,
- «Розочка на капитана и следователя большое впечатление произвела! Видел
бы ты, как они на нее смотрели! Поверили, что и у Ромы, и у нашего Гриши
от любви крыши поехать могли запросто! И что Камаз к нам из-за нее мог
завернуть, и что между влюбленными дело могло до смертоубийства дойти!»
- вновь принял вид серьезный, - «В бутылке, которую я увез в партию, и в
59
крови Палыча нашли следы наркотика – название сказали, но я сразу забыл,
слишком сложное и заумное. Менты рассчитывали, что и в крови нашего
партизана наркотик окажется, когда его задержат. Тогда все легко объяснить:
наркоман с поехавшей крышей не соображал, что делал».
«Как можно, ничего не соображая, колеса у наших машин порезать?» -