смотрела мне в глаза. Нежно и осторожно сжал грудь – Света
напряглась еще больше, на секунду глаза закрыла.
55
«Юрочка, только…», - прошептала еле слышно. Да! Да! Знаю,
что не надо, чего нельзя делать дальше! Но как трудно совладеть с
собой! Осторожно руку убрал.
«Прости! И не бойся». Света опустила голову мне на грудь,
прошептала еще тише:
«Я…тебя….люблю». И я, взрослый мужик, успевший после
школы два года поработать, три отслужить в армии и пять отучиться в
институте, повидавший многих девушек, получивший от некоторых все
возможное и ни одной не объяснившийся в любви, сейчас,
одурманенный исходящими от жаркого тела в моих объятиях
флюидами, так же тихо прошептал Свете на ухо:
«Я тебя тоже». Долго сидели молча.
Время шло. Может быть, из-за прошлой бессонной ночи, больше
суток в прогулках на ногах, постоянного любовного напряжения, сил у
меня и Светы оставалось маловато. Прикорнув у меня на груди,
почувствовал, что любовь моя дышать стала ровнее, тело немного
расслабилось. Замер без малейшего движения – пусть подремлет, это ей
не помешает. Через десять минут зашевелилась, вздохнула глубоко.
«Как с тобой хорошо!» - от меня оторвалась, улыбнулась, - «Пора
домой. Иначе я еще раз засну, и уже до утра».
Возле женской общаги попрощались, поцеловались, и я набрался
наглости еще раз запустить руку под кофточку и сарафан. Минута
божественного, одурманивающего обоих контакта пролетела
мгновением. И мне в нем не было отказано. Поцеловались еще раз, и …
разбежались, потому что по другому расстаться никак не получалось.
А звезды на небе начали гаснуть.
Часть двенадцатая.
Коля полусонного довел меня до машины и помог залезть в
кузов. По бездорожью до отряда, на рытвинах и ухабах, постоянно
клевал носом и ухитрялся засыпать. Чем веселил всех в кузове. Не
помню, сходил ли в отряде в столовую, но точно знаю, что до пятачка
меня довезли, что-то там говорил канавщикам, что-то техникам
документаторам. После чего в кустах, где на меня сложно наткнуться, а
машиной раздавить вообще невозможно, расстелил курточку, упал на
нее, и отключился. Не думая ни о ядовитых змеях, ни о скорпионах и
тарантулах, ни о других отвратительных созданиях. Прости меня,
Николай Федорович, за такой бесчестный поступок!
Кажется, спал недолго, но когда открыл глаза, солнце стояло над
головой. За конец рукоятки поднял молоток и дал ему возможность
принять вертикальное положение: по длине отбрасываемой тени и ее
направлению получалось двенадцать часов полудня. Ничего себе! Три
часа провалялся! Зато голова соображала, и два часа я успел побегать,
кое-что посмотреть и на миллиметровке подрисовать. Кстати, мест, где
56
можно подрисовывать, осталось немного. Прикинул на карте – дней на
десять работы, не больше. Прикинул по времени – к концу
официальной практики дела на пятачке я закончу. И остается две
недели, выпрошенные главным геологом на уточнение по данным
электроразведки положения разлома на старой моей площади. Плюс
там же пройти картировочные скважины и кое-что вскрыть канавами,
если до них дойдет дело.
С пятачка в отряд вернулся бодрым, в столовой с аппетитом умял
все возможное (завтракал ли утром – так и не вспомнил), и пошел в
палатку на позднюю по понедельникам сиесту. Лешка на раскладушке
уже валялся. Посмотрел на меня с сочувствием:
« Ну и видок у тебя был утром! Вы что, вагон со Светкой ночью
разгружали? Ты, пока в отряд ехали, в машине спал, а девчонка полдня
в Рафике кимарила, подружки упросили начальника ее не будить!»
«Не ругал ее?» - на душе у меня стало неспокойно.
«За что?» - Лешка заулыбался, - «Он (старший техник) рядом с
ней на цыпочках ходил! И мне кулаком погрозил, что б не шумел», -
уставился на меня этаким изучающим взглядом, - « Пришлось еще раз
его навестить, в конце работы», - и продолжал на меня смотреть, теперь
молча. Что-то ждал.
«Зачем?» - оправдал я ожидание.
«Тебя обрадовать!» - с улыбкой протянул мне склеенный из листа
бумаги не подписанный конвертик, - «Светка передала!»
Почувствовал, как кровь приливает к лицу, пальцы, когда
разрывал конверт, подрагивали. На внутренней его стороне было три
слова: Люблю! Целую! Жду! Вздохнул с облегчением. Лешка с
любопытством на меня смотрел.