Вернулись в отряд. А когда расходились по домикам, нам с
Лешкой встретились две молодые женщины, техники-геофизики. И не
прошли как обычно, не обратив внимания, а почему то остановились,
заулыбались, и одна покачала головой. Лешка сотворил для них
зверскую рожу и показал язык в виде ответа, а у меня, когда с
женщинами разминулись, поинтересовался:
«Чего они выпендриться надумали?»
«Хотят, что бы на них внимание обратил!» - съехидничал я в
адрес ловеласа. Только промахнулся, причина была в другом, и
касалась меня. В чем скоро оба и убедились.
В домике бросили в угол рюкзаки и молотки, потянулись за
полотенцами и мылом – сейчас искупаться в соленой водичке, потом
сполоснуться пресной в душе. И здесь кто-то постучал не в дверь,
94
завешенную марлей от поденок, а рядом с ней. И не как отрядники,
лупящие кулаком, а как человек, с местными порядками не знакомый.
«Чего скребешься! Входи!» - Лешку не испугало, что мы в одних
плавках, в отряде это было нормой.
Чья-то рука отодвинула занавеску в сторону, и со словом -
«Можно?» - в домик вошла ….. Света. Замерла на пороге.
Я тоже замер, в плавках и с полотенцем в руках, потом сделал
шаг к ней, выпустил из руки полотенце и… кинулись друг к другу. Не
обращая на Лешку никакого внимания. Поцелуй был таким, что Лешка
не выдержал:
«Да сколько можно!» - услышал его голос, - «Отпусти Светку!
Задушишь!» Мы наконец оторвались друг от друга, часто дыша
рухнули на кровать. Лешка смотрел на нас с испугом:
«Ну вы даете!» - покачал головой, - «За подмогой хотел бежать,
пока у вас до смертоубийства не дошло!» Назло ловеласу я еще раз
поцеловал девушку, и она не противилась, и даже наоборот –
прижалась ко мне на кровати. Лешка, когда мы отдышались второй раз,
поинтересовался:
«Мне что, пора вещи собирать и из домика сматываться? Вам же
поцелуев уже мало, а что к вечеру будет?»
Света выслушала улыбаясь и не возмущаясь, и прижалась ко мне
еще крепче. Лешка это заметил, покачал головой, глубоко вздохнул:
«Точно пора. Сейчас пообедаем», - напомнил, что мы готовились
в столовую, - «и начну вещички паковать», - не дождался от нас ответа
и возмутился», - «Да скажите хоть что-нибудь!»
«В столовую беги!» - Лешка сейчас мешал, а я и Света не хотели
отрываться друг от друга.
«А вы?» - с сомнением посмотрел на нас, - «Вы же не будете ….»
«Будем», - успокоил его, а Света посмотрела на меня и
улыбнулась, - «Все будем, но сейчас – только целоваться!»
«Ну и ну!» - оглядываясь на нас, Лешка попятился к двери, с
полотенцем и мылом в руках, - «Только не переусердствуй, сюда кто-
нибудь зайдет обязательно!» - и начал отворачивать занавеску на двери.
Но выйти не успел: на улице послышался голос Леонида Дмитровича,
и через пару секунд он в домик входил, как всегда, с обаятельной
улыбкой. Лешка у двери тут же тормознул, из любопытства.
«Вот она где прячется!» - это Леонид Свете, которая увидев его,
от меня чуть-чуть отодвинулась, - «А я ищу-ищу, надо красавицу в
хорошем месте устроить!»
«А она уже устроилась», - подсказал Лешка, - «на мое место!»
Леонид посмотрел на него, потом на нас со Светой, вид принял
редкий для него серьезный, но пока не знал, как на эти слова
отреагировать.
«Я… в гости пришла», - Света пролепетала как первоклашка, - «а
Леша придумывает невесть что!»
95
«А ты что молчишь?» - Леня посмотрел на меня.
«А ты этого типа не знаешь?» - кивнул на Лешку, - «Поменьше
его слушай!» Тип возмущенно закрутил головой и глазами, а Леонид
вернул себе привычный вид веселого человека.
«Тогда ее забираю!» - Света с кровати соскочила, и он уже для
нее, - «Пошли, буду устраивать», - подмигнул мне, - «Пока в палатку, но
думаю не надолго!»
«Что бы я свои вещички собрать успел!» - буркнул Лешка, и из
домика выскочил, не дожидаясь моего ответа.
После обеда, дождавшись, когда Света подселилась в палатку к
молодой девчонке радиометристке, получила указания от Виталика по
работе, получила от него радиометр и пикетажку для записи
наблюдений, я увел ее от лагеря подальше, где никто не мог нас видеть
и нам мешать. От души наобнимались, нацеловались, покупались,
побегали по песочку, потом …обнялись и глядя в глаза друг другу на
него опустились, и он, податливый и мягкий, принял нас лучше любой