Из-за кустов послышался лязг металлических деталей. Ковен хотел было спрятаться, но тут же передумал, увидев ветхую механическую ослицу. Она была сверх меры нагружена всевозможными мешками, большими и малыми. На голове ослицы важно восседал пожилой рыжий котище, розовевший, как персик, в лучах зари. Заметив Ковена, он широко зевнул и остановил вьючную скотинку.
– Эй! – воскликнул рыжий, поднявшись на задние лапы.
В правой передней лапе он сжимал бамбуковую палочку, которой погонял ослицу, а левой старательно натягивал на мохнатые уши кожаный ремешок очков с толстыми линзами.
– Котс знает что такое! – выругался он, протирая стёкла. – Эти банки-склянки ничуть не помогают, всё равно слепой как крот. Кто здесь?
Ковен с облегчением узнал Алупи, лучшего повара в их деревне. Скорее всего, тот отвозил соседям заказанное угощение, а теперь возвращался домой.
– Это я, только я! – радостно отозвался юный кот.
– Что за «Толькоя»? – возмутился старик. – Таких не знаем!
Он подстегнул ослицу, и та сделала шаг вперёд, потом прищурился, вытянул как мог лохматую нечёсаную морду с глазками-щёлочками за окулярами очков.
– Это я, Ковен, дядюшка Алупи.
– Ковен? Ну и напугал ты меня, озорник, до котиков напугал!
Алупи спрыгнул на землю и постарался незаметно высморкаться в попону механической ослицы. Та не дрогнула, не стала брыкаться, но яростно заскрипела несмазанными суставами.
– Лес вообще не место для дружеских встреч, – ворчал старый повар. – А с тех пор, как совцы проснулись, и подавно…
Ковен вздрогнул при одном упоминании об этих злобных тварях.
– Ты-то что здесь позабыл, сынок?
– Спешу в Каслкотц.
– Верно-верно, сегодня же начнутся испытания. Но ведь ты у нас…
Старик умолк, покосившись на полосатую шёрстку Ковена, сквозь которую просвечивала странная чешуя. Чёрная, будто уголь, абсолютно матовая, не ловившая бликов солнца.
– То есть, я хотел сказать, что тебе… – снова не закончил фразу Алупи, предпочтя не делиться с юным другом своими сомнениями. Чтобы скрыть смущение, он разгладил лапой усы и полез в один из мешков.
– Держи-ка гостинец. Перекусить в пути никогда не помешает.
Ковен ловко поймал бумажный промасленный пакетик, ещё теплый, с дивным, просто божественным ароматом.
– Домашний круглый пирог с начинкой из раков! – с гордостью объявил Алупи. – Секретным рецептом ни с кем не делюсь. Во всей округе никто не испёк бы лучше!
Ковен ни на секунду не сомневался в правдивости его слов, только заглянул внутрь и в предвкушении облизнулся.
– Спасибо, дядя Алупи!
– На здоровье! Не стоит благодарности. Тебе, в отличие от меня, сдоба только на пользу, – и старик-повар похлопал себя по мохнатому брюшку.
И вдруг взглянул на юного кота со значением, без улыбки. Ковен как раз спрятал пирог в торбоход.
– Не поддавайся им, парень! Понял, о чём я?
– В смысле? – кот обернулся к старику и с недоумением уставился на него.
– Да это я так… Я просто подумал: разумный совет пригодится тебе не меньше, чем пирог.
Ковен смотрел на рыжего повара Алупи с любопытством. Уж очень он отличался от прочих жителей деревни.
– Ладно! Поторопись! Да и меня не задерживай, мне давно домой пора.
Пока они болтали, механическая ослица, не ведая опасности, углубилась в лес. Старик поспешно вернул её на тропу, с тревогой озираясь по сторонам и косясь на замшелые стволы деревьев.
– Не хочу повстречать гнусного совца.
Алупи сдвинул попону и подкрутил шестерёнки, вскочил ослице на голову и продолжил путь под скрип и лязг изношенного механизма.
– Готов поспорить, тебе тоже не стоит с ними сталкиваться, – крикнул он Ковену. – Беги! Не сиди на месте, будто забытый пирог в печи.
Кот помахал на прощание рыжему повару, ещё раз поблагодарил его и был таков.
Ковен, вовсе не дурак, сразу догадался, что старый Алупи тактично не высказал напрямую, что его мечта попасть в число учеников замка Каслкотц несбыточна. Он его пощадил. А вот остальные, почти вся деревня, безжалостно над ним потешались. Никто не поддержал, не подбодрил.
Даже родители.
Вместо помощи он получал от них лишь упрёки и издёвки. Они больше всех отговаривали его и запугивали. Особенно усердствовала мать, Элара. Всю жизнь она старалась удерживать подле себя каждого из своих отпрысков как можно дольше, лишая каких-либо надежд и устремлений. Так что большинство его братьев и сестёр оставались на семейной ферме. Пожизненно, навсегда.