Она замечает мое внимание и наглухо прячет их под свою сумку, и тогда мне становится стыдно за то, что посчитал, что она какая-то странная.
Она просто нервничает. Может ей не нравится то, что она видит, когда смотрит на меня. Правда, я упоминал, что я бывший военный. Не думаю, что она ожидала, что я могу быть красавчиком. Большинство, выживших в войне, целыми и невредимыми не возвращаются.
Мы возвращаемся ко мне домой в полной тишине. Я рассматриваю его, пытаясь увидеть его ее глазами. У большинства фермеров подобного типа дома, дома — геомодули, хорошо защищающие от жары и холода, и могут противостоять сильным ветрам, землетрясениям или еще чему-нибудь, что мир может на нас обрушить.
— Что скажешь? — спрашиваю я, нарушив собственное молчание.
Она не смотрит на меня, ее взгляд устремлен на мой дом.
— Он похож на яйцо, — отвечает она мгновение спустя ровным и очень приятным голосом, и он — самое красивое, что есть в ней, без раздумий решаю я. В нем проскальзывает намек на какой-то акцент, который я не могу вычислить, но в остальном он звучит убедительно.
На самом деле, очень приятно. Я чувствую, как при мысли о брачном ложе у меня в моем нижнем белье напрягается член. В ее контракте со мной оговорено, что дети рассматриваются как возможность.
Может я смогу ее разговорить, пока буду внутри нее. От одной мысли об этом у меня даже кожу покалывает от удовольствия. В голове не укладывается, как сильно мне бы этого хотелось. Я жестко прерываю эти мысли и предлагаю женщине руку, чтобы помочь ей спуститься с аэросаней.
— Я справлюсь, — заявляет она мне, избегая прикоснуться к моей руке. Задержавшись на мгновение, она спускается, тяжело приземляясь в водовороте юбок из плотной ткани, и поправляет капюшон, прежде чем встает на ноги.
Я поднимаю глаза на солнце, палящее у нас над головой. Я привык к здешней погоде, но здесь так жарко и немного душно из-за механизированных распылителей, которые поддерживают почву возле фермы влажной.
— Тебе наверное стоит переодеться, — говорю я ей. Дерьмо, я своей болтовней только перехожу все границы дозволенного, да?
— Зачем? — она крепко прижимает сумку к груди.
Я поднимаю лицо к солнцу, что светит у нас над головой.
— Немного жарковато. К тому же, платье у тебя красивое. Наверное, захочешь сохранить его для выездов и наденешь что-нибудь менее маркое, чтобы чувствовать себя более удобно и по-домашнему.
Ее напряженное тело секунду спустя расслабляется.
— Что ж, хорошо.
Пока она выжидательно смотрит на меня, я не могу не заметить, что ее глаза кажутся такими… неживыми. Мне как-то не по себе. Совершенно обескураженный, я отвожу глаза и, хромая, иду вперед.
— Давай, я покажу тебе спальню, — этой ночью она может спать там одна, потому что, как бы сильно мне ни нравился ее голос, я не уверен, не помешает ли мне взгляд этих странных пустых глаз.
Я показываю ей дом, а она едва окидывает его взглядом, прежде чем войти в спальню. Она немного хмурится, осознав, что дверной проем без двери, но так как я живу один, я никогда в ней не нуждался. Однако ей это будет мешать, и переодеваться будет непросто.
— Пойду-ка я на кухню и найду тебе чего-нибудь попить. Ты любишь чай?
— Чай был бы замечательно, — отвечает она мне, и ее акцент проявляется еще больше. Она прижимает сумку к груди, не сводя с меня взгляда до тех пор, пока я не ухожу. Проклятье, странно это.
«Вообще-то, все это странно», — думаю я про себя, быстро направляясь в сторону кухонной зоны моего дома. В конце короткого коридора я останавливаюсь, задумавшись, может вместо чая мне стоит с ней поговорить. Сказать что-нибудь, чтобы успокоить ее. Избавить ее от этого безжизненного взгляда, что стоит в ее глазах. Если она разочарована в своем партнере и хочет разорвать наш брачный контракт, наверное, лучше узнать об этом как можно скорее.
Я поворачиваюсь и иду вниз по коридору, направляюсь обратно в спальню. Может, я сумасброд, но я замедляюсь, ступая медленно и аккуратно, пока я не иду совершенно бесшумно. Хочу застать ее врасплох. Не потому, что хочу увидеть ее обнаженной — не уверен, что чувствую сейчас насчет этого — а чтоб увидеть ошарашенное выражение ее лица, которое хотя бы скажет мне, что внутри нее есть что-то похожее на искру. Я добираюсь до дверного проема и останавливаюсь, потому что она не смотрит в мою сторону.