Выбрать главу

Она сидит спиной ко мне, и, пока я наблюдаю, она тянется под юбки и снимает ботинок на самой высокой платформе, которую мне доводилось видеть. Должно быть, длиной с мою руку. Даже представить не могу, как она ходит в чем-то подобном, а потом вспоминаю ее странную, шаркающую, чрезмерно осторожную походку в космодроме. Но зачем носить такие высокие ботинки?

Она вздыхает от удовольствия, и этот звук так сладок и соблазнителен. Ничего прекраснее его я в жизни не слышал. Затем она отбрасывает второй ботинок в сторону и разминает плечи. Мне кажется, я должен сказать что-то, но мне ужасно любопытно, что происходит. Вместо этого я наблюдаю, как она тянется к высокому воротнику ее платья, вытаскивает из платья толстую клинообразную штуку и бросает ее на пол. И теперь ее плечо выглядит вдвое короче второго.

Что происходит?

Она вытаскивает второй наплечник, нюхает его, а затем, издав неприятный звук, напоминающий кашель, пренебрежительно откладывает его в сторону.

Без наплечников внутри платья она выглядит такой… крошечной. Что-то во всем этом не так, и я понимаю, что она намного, намного меньше ростом, чем была бы любая взрослая месакка. Элегантное платье, идеально подходящее ей еще несколько минут назад, теперь свисает с нее широкими складками.

— Кто ты? — требую я, скрестив на груди руки, выжидая ее ответа.

Женщина резко поворачивается и вскрикивает, и когда она это делает, ее лицо мерцает бликами. Она встает на ноги, и я понимаю, что ростом она до середины моей груди. Но едва я поспеваю это понять, как мгновение спустя она протягивает руку и снимает капюшон, и тогда до меня доходит, почему ее лицо мерцало и почему выражение ее лица казалось таким странно безжизненным.

Это — голограмма. В тот самый момент, когда она снимает капюшон, голограмма исчезает и раскрывает ее истинное лицо. Волосы под капюшоном не насыщенно черные. Они того же золотисто-коричневого оттенка, что и у урожая зерновых, когда наступает время жатвы. Ее лицо приобретает не синий цвет, а странно бежевый. Черты ее лица миниатюрные, а лицо плоское, без бугристых наростов на лбу и без рогов, горизонтально очерчивающих его структуру. Она поднимает голову и вызывающе смотрит на меня, словно бросает мне вызов засыпать ее вопросами.

Почему-то мне очень нравится такое вызывающее неповиновение. Оно наполняет меня чувством облегчения, даже несмотря на то, что злюсь из-за того, что меня обманули. Она не с безжизненными глазами. Она — фальшивка.

— Что ты такое? — спрашиваю я снова.

— Я — человек, — отвечает она. — И ты можешь называть меня Николь.

Глава 3

НИКОЛЬ

Меня раскрыли. Конечно, я и так знала, что это произойдет. Это был лишь вопрос времени, прежде чем мне пришлось бы признаться. Но то, как это произошло, напугало меня. Я знала, что он разозлится. Я просто надеялась…

Ну, я не уверена, на что надеялась. Однако мрачный гнев, пылающий в глазах моего нового мужа, не так уж для меня и неожиданный. Настал момент, когда я должна произнести ту речь, которую я тренировала снова и снова, с тех пор, как мы с Леандрой впервые придумали этот план.

— Позволь мне все объяснить, — начинаю я, пытаясь сохранить мой голос ровным и спокойным, и насколько могу, не допуская в словах мой «человеческий» акцент.

— О, пожалуйста, будь так добра! — он сужает глаза, а тон его голоса твердый и разъяренный.

Конечно. Дергая за пальцы, я стягиваю перчатки. Мой безымянный палец пульсирует от того, что так долго был соединен с моим средним пальцем в коже распаленного пластика, но перчатки были необходимы как часть маскировки. У всех месакка на руке всего по три пальца, помимо большого, и мои руки тут же меня бы выдали.

— Я знаю, что ты отправил запрос относительно пары, — продолжаю я спокойно. — Твои требования заключались в том, чтобы у нее не было криминального прошлого, чего у меня нет. Чтобы она была готова усердно работать на ферме до конца своей жизни. Я готова. И еще ты просил, чтобы она выражала желание родить тебе детей. Я хочу и вполне способна все это выполнить.

Взгляд, которым он меня окидывает, выражает откровенный скептицизм.

— Ты человек. Я даже не знаю, что это такое. Я видел только одного, и то в… — он прерывается, и у него на лице появляется причудливое выражение.

— В развратного рода видео? Знаю. Меня и таких, как я, похитили с нашей планеты и как животных продали на черном рынке, — я разглаживаю свои перчатки, которые держу в руке, поскольку это дает мне возможность чем-то заняться, чтобы остановить дрожь. — Кстати, мы не ничтожный и бесполезный вид. Мы просто разные.