Понимаю, каково это. Это одна из причин, по которой я занялся сельским хозяйством, когда вышел в отставку. Я поймал себя на том, что у меня масса свободного времени, а делать нечего, поэтому в течение сезона я помогал старому другу семьи на его ферме и нашел, что мне нравится это занятие. Оно суровое и грязное, а порой и неумолимое, но оно не дает влезать в твою голову плохим воспоминаниям. Мне оно нравится, и мне доставляет огромное удовольствие видеть высокие поля, устланные пшеницей, при этом осознавая, что все это вырастил я сам и это прокормит меня и мое поголовье в течение всей долгой зимы на Кассе. Занятые руки способны отвлекать рассудок от тревог и не дать свихнуться.
Ну и, разумеется, потом меня начинает беспокоить, что Николь настолько нервничает, что ей все время приходиться себя отвлекать. Мне кажется, что я, как ни странно, становлюсь ее защитником, только сдается мне, что вряд ли это правильно. Все, о чем я могу думать, это то, что на крыльце моего дома появился Санджурел, обожающий везде совать свой нос и жаждущий на нее взглянуть, и о том собственническом гневе, который меня переполнил. Настоятельный призыв защитить ее от него, спрятать от его назойливых глазенок, было запредельным. А впоследствии, когда я увидел, как сильно ее трясет, мне пришлось сопротивляться желанию схватить ее и прижать к своей груди.
«Может быть, ему пригодится новая невеста».
Ее слова, высказанные ранее, до сих пор горят в глубинах моей души. Она не ошибается в том, что Санджурелу, наверное, не помешала бы новая жена. Но сама мысль о том, что молоденькая, веселая, счастливая Николь вместе с этим старым, всюду сующим свой нос, месаккой? Почему-то меня все это злит. Я представляю, как он наполняет ее чрево младенцем, и мне хочется пробить кулаком стол, что между нами.
И в этом-то и проблема. Меня не должно волновать, подходит ли ей Санджурел. Я знаю, что мужчина-то он весьма неплохой и будет заботиться о ее безопасности. Просто… мне отвратительна даже мысль о Николь в его постели. Николь с ее приятными для глаз, пшенично-золотыми волосами и маленькими углублениями в щеках, которые появляются, когда она широко улыбается.
Меня бесит сама мысль об этом.
Николь чувственно зевает и поплотнее натягивает одно из одеял вокруг своих плеч. Когда она бросает свою последнюю подачу, при дыхании она испускает перед лицом клубы пара, и я понимаю, что, пока мы играли, я дал огню погаснуть. Готов поспорить, что в доме почти так же холодно, как на улице. Вот тебе и ее защитник. Похоже, забота о других у меня получается просто ужасно.
— Замерзла? — спрашиваю я более жестким голосом, чем хотел.
Похоже, ее удивил мой вопрос — а может его резкость — и она трясет головой, хотя при этом натягивает одеяло и плотнее в него заворачивается.
— Все нормально.
Но это далеко не так. Однако вместо того, чтобы с ней спорить, я лишь заявляю:
— Уже поздно, да и огонь погас, так что нам лучше отправляться спать.
Кивая головой, она снова зевает, затем встает на ноги.
— Могу я... оставить себе это одеяло? — она смотрит на меня усталыми глазами. — То, что на постели совсем тонкое.
Мне даже не приходило в голову запастись дополнительными одеялами. У меня всего одно, тонкое, для каждодневного использования, и то, которое у нее сейчас накинуто на плечи, для более холодных ночей, таких, как сегодняшняя.
— Да, конечно, — благодаря этому мне придется спать без ничего, но я не против. Мне проходилось спать в условиях похуже.
Улыбка, которой она меня одаривает, выражает благодарность, и Николь направляется в спальню. Я кладу огромнейшее полено в топку печи, чтобы оно понемногу нагревало, и тепло хватало на всю ночь, после чего стою, в раздумьях уставившись в пол. Прошлой ночью на улице было не так уж и плохо, однако этой ночью будет слишком холодно. Спать в эту ночь без одеяла, не имея под собой никаких удобств, не очень-то привлекает. Я направляюсь в сторону кресла и, сев, потираю рукою лицо. Ничего страшного. Эту ночь могу переночевать и здесь. Совсем скоро человек уедет.
Но, как ни странно, от этой мысли я не чувствую никакого облегчения. Вместо этого меня гложет что-то вроде гнева на самого себя и отчаяние. И чувствую я себя ужасно одиноким. Ну почему она не могла быть месаккой? «Да ладно тебе. Мне вообще-то плевать, что у нее такой странный, бледный оттенок кожи и плоское лицо. Мне многое в ней нравится, вроде цвета ее волос и этих маленьких вмятин в ее щеках. Я нахожу ее привлекательной».
Ну почему она не могла быть более сильной? Неважно, насколько очаровательной я ее нахожу, мне нужен хренов партнер, способный помочь в делах на моей ферме. Не думаю, что хрупкой Николь по силам втащить меня в дом, если я снова свалюсь с крыши хлева.
Она мне совершенно не подходит.
Тем не менее, это еще не значит, что меня не терзает желание от одной мысли о том, чтобы к ней прикоснуться. Но Николь мне не принадлежит, чтобы я мог к ней прикасаться. Нет, если я не намерен оставить ее себе.
Долгое время я смотрю на угли в очаге.
В конечном счете, я слышу какое-то постукивание, которое привлекает мое внимание. Оно доносится из спальни, и когда, встав на ноги, я иду в том направлении, до меня доходит, что это. Даже с другого конца дома я слышу, как стучат ее зубы.