— Это человеческий обычай. Прикладываешься губами ко рту. Ну, немногим раньше я прикладывалась губами к твоему лицу, однако так получится более интенсивно, лучше, — на ее лице снова появляется улыбка. — Хочешь попробовать? Или нам следует соблюдать законы гигиены, как это делается у вас на родной планете? Леандра прочитала мне лекцию о пластиковой оболочке и необходимости предохранения до тех пор, пока мы не будем полностью готовы к тому, чтобы завести ребенка. О покрытии моего тела, чтобы защититься от микробов, но люди к этому не так относятся, — она прикусывает губу и рукой скользит вниз от моего подбородка к моей груди. — И я хочу прикоснуться к тебе. Всему тебе. Неужели это так неправильно?
Если это и неправильно, я хочу всегда это неправильное разделять вместе с ней. Я испускаю низкий гортанный стон и, схватив ее под ноги и спину, поднимаю девушку на руки и несу в спальню.
— На хрен эту пластиковую оболочку, — говорю я ей, ненавидя саму мысль о том, чтобы использовать презерватив для защиты моей кожи. Я хочу ласкать все ее тело, как она предлагает. — Перспектива, что ты носишь под сердцем моего ребенка, наполняет меня счастьем.
Ее глаза начинают светиться от счастья, и она обнимает меня за шею.
— Правда?
— Нет ничего, чего бы мне хотелось сильнее,… если ты сама готова к этому.
— Будь это кто-то другой, я бы сказала, что не уверена. Но с тобой… — она испускает вздох и протягивает руку, чтобы гладить меня по щеке, пока я кладу Николь на постель. — Но с тобой я хочу всего.
— Ну, раз так, покажи мне, как целоваться.
Она приподнимается в постели, не спуская с меня глаз. Как только я усаживаюсь на край кровати, она залезает ко мне на колени и, расставив ноги, садится верхом на меня. Я напрягаюсь, потому что понимаю, что, если она начнет тереться своим влагалищем об меня, я могу потерять тот слабый контроль, который у меня еще остался. А Николь лишь улыбается и, обхватив руками меня вокруг шеи, наклоняется ко мне. Она трется носом о мой, а после этого прижимается губами к моему рту. Этот поцелуй воздушно легкий, сладкий и приятный,… до тех пор, пока она не засовывает язык мне в рот. Тогда все мое тело начинает полыхать огнем от желания, и я обвиваю ее руками, издавая низкие гортанные стоны, как только ее гладкий маленький язычок принимается набрасываться на мой.
Мне все больше и больше начинают нравиться люди.
Мы ловим уста друг друга снова и снова, переплетаемся языками и исследуем, пока я уже не уверен, где начинается ее рот, а где мой. Когда она отстраняется от меня, я чувствую укол утраты и немедленно наклоняюсь, желая еще больше насладиться ее вкусом. Она принадлежит мне, и я намерен обладать ею, каждой ее частичкой, и неутолимый голод призывает меня еще больше прикладываться губами к ее рту.
По крайней мере, я делаю это до тех пор, пока она, тяжело дыша, кладет руки мне на грудь и начинает развязать завязки спереди моей туники.
— Я никогда раньше не занималась сексом, — затаив дыхание, заявляет она мне. — Меня похитили, когда мне было двенадцать, и Леандра никогда не позволяла никому надругаться надо мной. Так что я... ну, я буду не очень хороша в этом.
— Если ты будешь в этом хоть наполовину так же хороша, как целуешься, я буду самым счастливым мужчиной на Кассе.
Застенчиво наклонив голову, Николь хихикает, пока раскрывает воротник моей туники, и тогда она прижимается своими губами к моей шее.
— Останови меня, если захочешь, чтобы я прекратила.
Остановить? Я хочу, чтобы она делала все, что угодно, и все, о чем она мечтала.
— Я весь твой, делай со мной все, что хочешь, — говорю я ей хриплым голосом. — Прикасайся ко мне, как тебе нравится.
Николь поднимает на меня глаза и улыбается, затем отклоняется назад, чтобы встретиться со мной взглядом.
— Ты уже занимался сексом?
— Давным-давно, — признаю я. — Когда был солдатом. Мы ходили в… бордели, — я даже думать сейчас об этом не хочу, потому что, когда я это делаю, мне вспоминаются там работающие циничные женщины, и представляю себе мою Николь в таком месте. Одна мысль об этом приводит меня в бешенство и делает немного беспомощным, и я крепче прижимаю ее к себе. — Хотя не очень долго и никогда потому, что мне кто-то был небезразличен.
— Следовательно, мы оба в этом деле новички, — говорит она, и у меня душа болит от того, насколько она сладкая. Николь снова наклоняется ко мне и прикусывает мое горло. — Давай пообещаем, что постараемся доставить друг другу удовольствие. Ну, чтобы кончить одновременно.
Я не уверен, что понимаю, как это происходит таковым образом, но возможно у людей все по-другому. Несмотря на это, сама идея мне очень даже нравится.
— Что ж... хорошо, — с этой мыслью я кладу руку на воротник ее туники и неумело копошусь в застежках, гораздо более нарядных, чем на моей одежде. Когда у меня ничего не получается, я наклоняюсь и снова ловлю ее губы, будучи уже пристрастившимся к поцелуям.
В мгновениях между соединений наших губ она задыхается, и ее руки двигаются вверх-вниз по переду ее туники, расстегивая декоративные застежки. Я прикасаюсь к ней по всему ее телу, с нетерпением дожидаясь, когда она раскроет для меня свою обнаженную кожу. Я вспоминаю ту ночь, когда видел, как она купается, и мой голод к ней лишь усиливается.