– Не скажи, башни разные бывают.
– Мы о твоей башне говорим, Мийлора.
За дверью послышался странный звук. Они переглянулись. Свет потух в квартире.
Дверь в квартиру открылась. Мы сжались в огромные кресла, в которых сидели.
Послышался неравномерный скрип обуви.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Они замерли, свет вспыхнул, перед нами стоял моложавый мужчина с пронзительным взглядом черных глаз:
– Девушки, у вас есть одно желание на двоих, у меня есть всего одно желание, у нас на троих есть одно желание, – ледяным голосом проговорил мужчина, словно он робот.
– Что вы от нас хотите? – дрожащим голосом проговорила я.
– Вас.
– Вы, что людоед? – хриплым голосом спросила Нинель.
– Не складывается такой пасьянс, я вас хочу вместе, на этом лежбище, – и он показал на диван, из одного комплекта мягкой мебели с гигантскими креслами, значит и диван, был огромен.
– Без вина, на сухую? – переспросила я.
– Можно с ликером.
– У меня, его нет дома.
– А чего спрашиваешь? Раздевайтесь! – неожиданно громко крикнул мужчина.
– Мы не лесбиянки! – возразила я.
– И я не янки, – проговорил мужчина с ее интонацией в голосе.
– Был бы янки, не лез бы даром к женщинам, – ответила Нинель, нашел бы женщин по таксе от пятидесяти и выше.
– А мне и надо, выше колен. Разговорчики в строю! – вспылил мужчина, глаза его зло вращались.
Мы к стриптизу были не готовы, а что делать? Стали стаскивать с себя одежду.
– Прекратить! – зарычал мужчина.
– Что прекратить? – хором спросили мы.
– Перестаньте снимать с себя одежду.
– У меня рука сломана в запястье, – заныла я.
– Отлично, ты мне и нужна, у меня нога сломана, у тебя рука, будем парой.
– Я могу уйти? – запищала не своим голосом Нинель.
– И тебе сломаем, если уйдешь! – назидательно сказал мужчина, – быстро присели, обе. Я сказал обе!
– Я не могу присесть, – сказала Нинель, – у меня брюки узкие.
– Сними их, приседай без них.
Нинель стянула с себя брюки, на ней остались, нечто, напоминающее треугольник с тесемочками. Она присела.
– Фу, голая, – укоризненно проговорил мужчина, – что за одежда у тебя?
– Вам не нравиться?
– Ты вся наружу, ладно, приседай. Приседай!
– Это, что разминка перед сексом? – спросила я.
– Я о сексе ничего не говорил.
– А кто нас хотел на диване? – устало спросила Нинель, приседая двадцатый раз, – лучше уж на диване…
– Ложитесь на диван. Обе ложитесь на диван!
Мы легли рядом на диван, я в домашних шортах, Нинель в трусиках.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Мужчина вышел из комнаты. Мы встали, Нинель стала натягивать на себя брюки.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
– Почему пресс не качаете? – спросил мужчина, держа в руке бокал с водкой.
– Приказа не было, господин полковник! – бойко сказала я.
– Я не полковник, а сержант, в отставке.
– Что и покомандовать некем? – жалостливо спросила Нинель.
– Молчать!
– Какой голос… – заметила я.
– Разговорчики в строю…
– Мы вам, зачем нужны? – спросила я, – давайте я стол накрою, покормлю вас.
– Накрывай!! – крикнул мужчина.
Я быстро пошла на кухню. Нинель никак не могла брюки застегнуть, длинные ногти мешали.
– Какая ты несуразная девушка, – с душевной теплотой сказал мужчина.
– Это еще почему?
– Все на тебе неказистое.
– Обижаете, господин боцман.
– Я не…
– Знаю, вы сержант.
– Поверишь, нет…
– Поверю, господин, фельдмаршал!
– Куда хватила, а звучит красиво, так меня еще не называли.
– Так вы к нам не первым пришли?
– Нет, конечно, я так промышляю, развлекаюсь, высматриваю квартиры, где мужчин нет, да и навещаю.
– Вы так по женщинам и ходите?
– Хожу, где покормят, где развлекут, не без этого.
– И сколько у вас женщин в месяц бывает?
– Ни одной.
– Поподробнее, вы вторгаетесь в квартиру к женщине, ее не грабите, не насилуете.
Зачем она вам?
– Смотрю, какие девушки все разные, вот вас двое, а как вы не похожи.
– Я лучше, – сказала Нинель.
– Ты убогая.
– Это еще почему?
– Вторая девушка пошла, готовить, а ты пять минут плясала, все брюки пыталась застегнуть, впихивала себя в брюки.
– Я вам не понравилась?
– А ты мне не нужна.
– Это еще почему?
– Мне никто не нужен.
– Вы больной?
– Не знаю.
– Здоровый не будет заставлять девушку приседать.
– Привык командовать, а теперь не кем.
– Простите, а что с ногой?
– Так, шальная пуля.
– Почему она не гнется? Ее нет? У вас протез?
– Чего прилипла? Не скажу.
– Покажите, я врач, ортопед, между прочим.
– Так бы и сказала, сразу, да я знаю, кто ты, ты меня лечить не хотела, не припомнишь, разве?
– Не помню, у меня много пациентов, и я никого из них не лечила, потому что я не врач.
– Долго я тебя выслеживал, долго. Когда я тебя увидел первый раз, решил, что ты мне сможешь помочь с ногой.
– Пришли бы в больницу, а то ко мне домой притащились, если я на врача похожа.
– Вы действительно на врачиху похожи, я вас раньше видел, хотел на испуг взять.
– Вам это удалось, не стыдно?
– Ты меня не стыди, ты ногу посмотри.
Мужчина стал расстегивать брюки. Девушка напряглась, много она видела ног на пляже, но этот человек вызывал у нее смешанные чувства. Брюки упали на пол. Одна нога была обычная, волосатая, вторая… Нинель потеряла сознание.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Приковылял мужчина на кухню.
Я посмотрела на мужчину, осела вместе с тарелкой, в глазах поплыло. Очнулись мы, посмотрели друг на друга, я и Нинель лежали на диване, мужчины не было, скрип не слышался. Мы встали, на цыпочках обошли квартиру, пусто. Дверь закрыта. На кухне все было чисто, посуда помыта, кастрюли пустые. Я решила проверить кошелек в сумке. Кошелек был пуст, пусто было в кошельке Нинели. Я пошла к сейфу в шкафу, модный сейф зиял пустотой своей пасти.
– Вот и стук, скрип, – сказала я в сердцах.
– Наживем, живы и хорошо. Мийлора, я одна из твоего подъезда не пойду, проводи до дороги.
– Уговорила, провожу.
Мы вышли на улицу, вздохнули прохладный, вечерний воздух. Нинель подняла руку, третья машина подъехала, остановилась, на нас смотрел мужчина, его пронзительные, черные глаза впивались в наши глаза.
– Обе садитесь!
Мы сели на заднее сиденье. Между шофером и нами медленно поползло вверх стекло.
Мы с Нинелей пожали друг другу руки, начинающие нервно вибрировать от элементарного страха. На боковых стеклах медленно поднялись темные стекла, не пропускающие свет. Мы оказались в движущейся машине, в полной темноте, заднее стекло было наглухо закрыто темной тканью. Легкие почувствовали, что вдыхать нам нечего. Неожиданно вверху над ними открылась крыша, крупные звезды заглянули в машину. Машина резко остановилась.
В люке крыши появилось лицо с тяжелым взглядом:
– Как себя чувствуете, подружки?
– Хорошо, господин, фельдмаршал, – ответила я.
– Мы приехали на мою дачу.
– У сержанта есть дача? – спросила Нинель.
– Есть, кое-что, как у слона.
– У вас нога больная, как вы на крышу залезли? – спросила она.
– Без вашей помощи.
Двери машины открылись одновременно, мы оказались в лесу, перед красной, кирпичной стеной. Дверь отъехала в сторону.
Скрип. Стук. Скрип. Стук.
Рядом с нами шел мужчина. Во дворе стоял большой круглый стол, вокруг него сидело десять девушек.
– Девушки, вашему полку прибыло еще две девушки, теперь вас двенадцать, живите дружно, приглашайте к столу.
Мужчина сел на стул типа трона, перед ним по кругу сидело двенадцать девушек.
Тринадцать тарелок стояло на столе. Девушки молча подавали пищу на стол.
Оживления среди них не наблюдалось.
– Встать! Сесть! Встать! Сесть! – крикнул мужчина, и приступил к принятию пищи.
Девушки выполнили его команду, взяли ложки в руки. Острых вилок и ножей на столе не было. Вся посуда была из чистого алюминия. Я оглядывала постройки из красного кирпича, мне было и грустно, и любопытно.