— Ажурный, — бормотал он. — Сначала, значит, главный круг. Летит и светится. Останавливается, гаснет. И тут включается второй круг, запасной. Скажем, из проволоки… И на нем тоже приделаны лампочки, замаскированные… Знаете что, сделайте так, чтобы интенсивность свечения менялась, то усиливалась, то уменьшалась. Ну, вы сами знаете, если быстрее крутится, лампочки горят ярче, а если медленнее, то слабее. Какое-нибудь сопротивление вставьте, это уже по вашей части. А если лампочки на ажурный винт прикрепить, ветер будет слабее, так ведь? Даже не ветер, а так себе, ветерок, дуновение, можно сказать. Хорошо бы сделать его складным. О, придумал! На манер зонтика, чтобы мог раскрываться и закрываться. Значит, при нажатии кнопки изнутри раскрывается такая ажурная конструкция с лампочками на концах. Нет, знаете, не только на концах, этого мало, приделайте лампочки по всей длине пропеллера, чтобы, когда он закрутится, образовалась такая сплошная светящаяся плоскость. Понимаете?
Электрик очень хорошо понимал, что неблагосклонная к нему судьба ни с того ни с сего вместо привычной мастерской забросила его в дом сумасшедших. Услышав соображение о светящейся ажурной плоскости, он даже отпрянул и прочно приклеился к полу разлитым кем-то клеем «Суперцемент». В порыве творческого энтузиазма научный консультант шагнул к нему и приклеился рядом.
Тем временем художник, сидя на баке с машинным маслом в окружении ящиков с ракетами, на которых разложил свои эскизы, давал указания рабочим по оформлению передней части вертолёта.
Покрашенные серебряной краской целлулоид и стекла, по мнению автора проекта, предоставляли возможности добиваться самых поразительных эффектов, что, по мнению того же автора, полностью компенсировало потерю прозрачности. Очень впечатляли небольшие детские мячики, украшающие концы торчащих во все стороны заострённых пик из воронёной стали. Для пущего эффекта как стальные прутья, так и мячики тоже покрыли серебряной краской. Художник настаивал на том, чтобы как можно больше элементов космического корабля серебрилось и блестело на солнце или в ярком свете фонарей на рыночной площади Гарволина.
В атмосфере ангара росло напряжение и раздражение, постепенно охватывающее весь рабочий персонал, не имеющий понятия, что они готовят. И для чего? Специалисты возмущались, доказывали, что нельзя такого вытворять с вертолётом. Только отдельные особенно дисциплинированные и послушные рабочие прикручивали, что им велели, а потом, когда у художника менялась концепция, откручивали снова, кляня себя за то, что так добросовестно прикрутили. К счастью, художник был склонен скорее что-то дополнять, чем снимать, поэтому отрывать приходилось не так часто. И все равно раздражение и недовольство висели в воздухе.
Работе очень мешали помосты, взнесённые по обоим сторонам вертолёта, чтобы можно было добраться до самого верха. Естественно, без них украшение вертолёта было бы невозможно; с другой стороны, они мешали пробираться рабочим с мешками, рулонами жести и прочими материалами.
И вот специалист по космическим аппаратам оказался в самом водовороте этого безумия. Узнав о готовящемся эксперименте, он, как уже было сказано, пришёл в ужас, который усугубился после ознакомления с эскизами художника.
— Да вы что, спятили? — простонал он, обретая голос и хватаясь за голову. — Ведь это же идиотизм! То, что вы тут сооружаете, вообще не способно летать! Не только в космическом пространстве, вообще нигде! Независимо от типа двигателя!
— А кто вам сказал, что это должно летать? — огрызнулся обиженный художник. — Это должно только приземлиться в Гарволине и выглядеть таинственно. Ни на что не похоже.
— Насчёт второго, уверен, вы своей цели добились, — начал было взволнованный специалист, но редактор поспешил увести его подальше от художника и обступивших его рабочих.
— Я же тебе объяснил, аппарат должен быть похож на космический корабль. Чтобы каждый, увидев его, сразу понял — прилетели пришельцы с других планет! Ну что ты придираешься, будет летать, не будет — какое это имеет значение? Вот смотри.
И редактор, выхватив из кучи в углу большой лист алюминия, взобрался на помост и лично стал прикладывать его к боку вертолёта под разными углами, попутно давая пояснения.
— Вот тут, понимаешь, образуется выпуклость. Подержи вот здесь… Правда становится похоже на летающую тарелку?
Позабыв о своём скептицизме, специалист тоже взобрался на помост и послушно придержал угол алюминиевого листа, проворчав:
— Не на тарелку, а скорее на лоханку!
— Хорошо держишь! — похвалил редактор. — Не беспокойся, мы ещё немного выпрямим, а вот тут сплющим, чтобы получилась грань. Отличная выйдет тарелка!
— А на чем ваш вертолёт держится? Обычно ведь он стоит на полозьях, они амортизируют приземление. А у вас?
— И у нас полозья, в этом вся беда. Надо ведь, чтобы наш космический корабль ни в чем не напоминал вертолёт.
— Хотите его на постамент поставить?
— Нет, понимаем, что нельзя, значит, полозья надо чем-то замаскировать. Понимаешь, что-то такое придумать, чтобы спрятать нижнюю часть вертолёта. Посоветуй.
Специалист не выдержал, наверное, звёздная болезнь заразительна. Сорвавшись с помоста, он подбежал к художнику, вырвал у него карандаш и на обрывке бумаги принялся набрасывать чертёж, внося коррективы в устройство космического корабля. И при этом сам себе удивлялся. Он, такой уравновешенный, такой практичный математик, сам себя не узнавал, испытывая странное волнение в груди и прилив совсем не логического, совсем не математического вдохновения. И вот в его учёном мозгу родились соображения, драгоценные для экспериментаторов.
Через час прибыл пилот. Аврал был в разгаре. Шум, стук, ругань заполняли ангар, заставив пилота остановиться в дверях. Он попытался сориентироваться, что же здесь происходит.
— Никакого хвоста! — кричал художник, размахивая листом ватмана перед носом специалиста. — Никаких хвостов! Ты что, не соображаешь, ведь по хвосту каждый сразу же распознает вертолёт! Это обязательно нужно прикрыть!
Специалист выходил из себя, объясняя азы аэродинамики этому балбесу.
— Ну как ты не понимаешь? Если аппарат рассчитан на полет в атмосфере, у него непременно должен быть хвост! Руль направления! Как ты себе представляешь, каким образом эти твои пришельцы управляют своим аппаратом? Силой воли?
— А хотя бы и так! — не уступал художник. — Как существа из других миров имеют право! Это впечатляет, пусть будет не как у нас.
— И в Гарволине приземлится впечатление?
Художник немного сбавил тон.
— Я же не говорю, чтобы хвост совсем отрезали! — оправдывался он. — Я же говорю — прикрыть! И если некоторые кретины не понимают…
— Сейчас подерутся! — с беспокойством произнёс редактор. — Надо же, как разобрало специалиста!
— Идея! — вскричал вдруг консультант по науке и технике. — У меня гениальная идея! Успокойтесь, господа! Я знаю, что надо сделать!
И он помчался к хвосту вертолёта, прихватив по дороге за рукав несчастного электрика. Остальные бросились за ним.
Когда электрик услышал изложение гениальной идеи, его чуть кондрашка не хватила. Побагровев, он прохрипел:
— Только-то? И ещё должно вращаться? А может, и стрелять при этом? Чего уж там, давайте заодно! Я сам спячу от всех этих ваших светящихся кругов!
Зато специалисту идея понравилась.
— Неплохо, неплохо, — одобрил он. — В конце концов… здесь, значит, прикроем встык, а вот тут расширим…
Тем временем пилот несколько вошёл в курс дела, в связи с чем возникли новые проблемы.
К редактору с трудом пробился механик с сообщением:
— Пан начальник, пилот скандалит! Говорит, из-за ваших декораций ему ничего не видно!
— Скажите, какие претензии! А зачем ему видеть? Когда приземлится, выйдет из вертолёта и посмотрит!
У пилота голова шла кругом. Когда же он услышал доносящиеся из угла крики о том, чтобы отрезать хвост, у него по спине мурашки забегали. Час от часу не легче! Ошарашенный тем, что представляет собой передняя часть вертолёта, он как-то совсем позабыл о задней. Ещё бы, позабудешь! Сев в кабине на своё пилотское место и обнаружив полное отсутствие видимости — все окна закрывали декоративные элементы и серебристая краска, — он ни о чем другом думать не мог. А теперь вот ещё и хвост…