— Не хватало ещё на старости лет сделать из себя посмешище! — ворчал ксёндз по дороге. — Ведь это все равно что изгонять злого духа из трамвая! Какой все-таки тёмный у нас народ!
— Так ведь нет на них другого способа! — убеждали ксёндза бабы.
— А как они есть порождение адских сил, исчадие дьявола, при виде святого креста всю свою сатанинскую силу потеряют! — шипела ксёндзу в спину старуха в чёрном, подталкивая упиравшегося священнослужителя.
— А если даже весь народ поубивают, по крайней мере, примем смерть по-христиански, — вторила ей запыхавшаяся баба, набожно возводя очи горе.
— Мученическую смерть примем как истинные католички, — радостно шамкала ковыляющая за ними бабулька, таща за рукав костельного служку с его причиндалами.
— Тёмный народ, тёмный народ, — недовольно продолжал бормотать ксёндз, однако, зная, что с этим народом ничего не поделаешь, выхватил из рук служки кропило и принялся кропить все подряд, что ему попадалось по пути, не замедляя шага. В том числе окропил и попавшегося под руку оператора кинохроники.
Довольные бабы истово осеняли себя крестом. К их кучке присоединялись по дороге осмелевшие верующие.
— Тёмный народ! — твердил своё ксёндз, не переставая, однако, кропить все подряд направо и налево. — Не понимают того, что, если эти существа и в самом деле явились к нам с другой планеты, могут усмотреть в моих действиях покушение на их свободу совести. Или вообще воспримут как акт агрессии…
Тут шествие выбралось на площадь. Узрев блистающий космический аппарат, над которым продолжал таинственно кружиться, рассыпая искры, светящийся круг, ксёндз застыл как вкопанный. К этому времени на площадь вернулись многие из тех, кто в панике драпанул, приняв за нападение защитную реакцию инопланетян. Теперь-то гарволинцы поняли — гостям просто не понравилось, что пожарники собираются поливать их из своих шлангов, сами же гости явились явно с мирными целями. Вон как спокойно стоят, никому ничего плохого не делают.
И постепенно вокруг космического корабля опять собрались зеваки, стоя, однако, на почтительном расстоянии от него почти правильным полукругом. К ним постепенно присоединялись и другие беглецы, выглядывавшие из своих укрытий и убедившиеся, что первым смельчакам космиты ничего плохого не сделали.
Космические пришельцы тем временем поделили между собой обязанности. Двое из них взяли на себя охрану своего корабля, трое остальных приступили к установлению контактов с землянами.
Директор школы, он же учитель математики, мелом чертил на булыжниках мостовой формулу теоремы Пифагора. Бедный математик уже пятый раз изображал формулу, пытаясь заставить непонятливое космическое существо перейти с неровного, выщербленного участка мостовой на более ровный тротуар, где теорема Пифагора предстанет если не во всей красе, то по крайней мере в приемлемой форме. Издали математик очень напоминал хозяйку, заманивающую в курятник упрямую курицу, подбрасывая ей зерно. Космический пришелец послушно топал за математиком, позволяя себя завлечь, за ним последовали и остальные, смешно ступая своими гусиными лапами.
Добравшись до ровных квадратов тротуара, математик начал наконец проводить полноценный эксперимент. В пятый раз изобразив треугольник, он дорисовал квадраты к двум его сторонам, вопросительно взглянул на космическое существо и протянул ему мел, всем видом приглашая продолжить общение. Три космических чудовища, с трудом согнувшись над чертежом, похоже, изучали его внимательно, затем выпрямились, сдвинув свои круглые головы.
— Как вы думаете, чего он от нас хочет? — взволнованно поинтересовался социолог, на всякий случай шёпотом.
— Он изобразил теорему Пифагора, — так же взволнованно ответил консультант. — Насколько я её помню, мы должны дорисовать третий квадрат на оставшейся стороне треугольника. Это я ещё со школы помню. А вот если он перейдёт к высшей математике…
— Ну так дорисуйте ему этот квадрат!
— Я? — возмутился консультант. — Да мне ни в жизнь не согнуться!
Тем временем закалённый в общении с дубиноголовыми учениками преподаватель ласково и терпеливо уговаривал пришельца:
— Ну возьми же мелок! Не бойся! Что надо тут изобразить? Подумай хорошенько…
Толпа на площади, затаив дыхание, с напряжением следила за исторической сценой установления контактов землян с пришельцами из глубин Вселенной. Ни один из зевак не остался равнодушным, каждый на свой лад переживал торжественные мгновения, стараясь не помешать. Если и обменивались замечаниями, то только шёпотом.
— Гляди, совсем ходить не умеют, как паралитики какие…
— Может, они у себя и вовсе не ходят.
— А что, летают?
— Кто их там знает. Или летают, или ездят на чем…
— Да, не скажешь, что они спортивного склада, — недовольно заметил местный футболист.
— Спортсмены не спортсмены, а видишь, откуда прилетели! — возражали ему.
— По-русски никто не пробовал с ними заговорить? — интересовались в толпе.
Ему отвечало сразу несколько голосов:
— Да по-всякому пробовали. И по-русски, и по-английски, дворник Шварц вспомнил свои военные годы и по-немецки попробовал, а парикмахер, тот даже по-французски спросил, парле ву Франсе?
— И что?
— А ничего! Не знают иностранных языков, молчат как пни.
— Аптекарь по-латыни к ним обратился!
— Интересно, что он им по-латыни сказал?
— Названия лекарств, больше он ничего не знает, да они все одно не поняли.
— Жаль, по-китайски никто у нас не умеет…
— Пан, ты в своём уме? Храни нас Господь от китайцев…
— Люди, а что там в серёдке у них такое жёлтенькое чернеется?
— Я бы уж скорее с ними по-японски попробовал.
— Так попробуй. Люди, дайте человеку с японским пройти!
— Да нет, я-то сам не говорю, думал, может, кто умеет.
— О, председатель местной кооперации два года во Вьетнаме сидел! Надо за ним сбегать!
— Какой смысл? Они вообще не говорят по— человечески!
— Глядите, глядите, наконец до них дошло! Одно из космических чудовищ неуклюже взяло мел в лапу и, шагнув через тротуар, с трудом накорябало на стене дома косую линию, долженствующую соответствовать третьей стороне треугольника. Площадь замерла, даже ничего не смыслящие в геометрии гарволинцы поняли, что настал исторический момент. И когда пришелец вкривь и вкось изобразил на черте нечто отдалённо напоминающее квадрат, зеваки разразились рукоплесканиями, криками и одобрительным свистом.
Безумно взволнованный историк шептал на ухо директору школы:
— Видите, они оперируют мысленными аббревиатурами. Высшая степень цивилизации! Надо бы им нарисовать нашу солнечную систему, а ещё лучше — всю нашу галактику, может, покажут, откуда прилетели. Потрясающе! Колоссально! Наверняка их космический корабль двигался с помощью умственной энергии! Рисуйте же!
— Солнечную систему я ещё изображу, — сконфузился математик, — а вот галактики наизусть не помню. И вообще мне проще общаться с ними математически.
И, вынув из кармана запасной кусок мела, директор школы принялся что-то писать на стене дома.
Оставшиеся караулить вертолёт сатирик с пилотом были очень недовольны поведением своих коллег.
— Ведут себя как бараны безмозглые! — выходил из себя сатирик. — Люди им аплодируют, поздравляют, а им хоть бы хны! Кретины!
— А что бы вы делали на их месте? — поинтересовался пилот. — Раскланивались бы?
— Да хоть как-то прореагировать же надо! Представьте, что вы приземлились на какой-нибудь Альфе Центавра. Приземлились, значит, приступили к установлению дружеских контактов, а тут вдруг центавряне принимаются испускать какие— то непонятные звуки. Для вас совсем непонятные, на земные не похожие, то ли хрюкают, то ли стенают. Ведь это наверняка заставит вас как минимум встревожиться!
— Точно! — согласился пилот. — Я бы обернулся и посмотрел, чего это они. Какое у них, к примеру, выражение на лицах…