Выбрать главу

— Ну да?

— Такой потешный — с длинной-предлинной шеей и глазищами, выпученными, как у лягушки…

— Он был в плаще?

— Он был ни в чем.

«Может, и впрямь маньяк», — подумала Мэри, но не стала развивать эту тему.

— Пора завтракать. Помоги Майклу на кухне.

Она прошествовала в ванную, где ей предстояло быстро умыться чудовищно дорогим мылом, таявшим, как лед; всего два дня назад купила кусок, а уже остался жалкий прозрачный обмылок в ноготь толщиной. Но подруга уверяла, что это мыло предохраняет от морщин, пятен, прыщиков и бородавок.

Мэри намылила руки и лицо и обмылок исчез на глазах. Вот так, еще шесть долларов вылетели на ветер.

Она обмыла лицо, и вдруг в ее сознании всплыл, словно во сне, образ какого-то коротышки с огромным волочащимся животом и нелепой, переваливающейся поступью.

Маньяк, должно быть.

Завтрак, как всегда, прошел незаметно, и Мэри выскочила из дому на подъездную аллею, где Майкл, упражняясь в вождении задним ходом, уже выводил машину на улицу.

— Садись, ма, — сказал он, вылезая из машины.

— Спасибо, дорогой, — поблагодарила Мэри; сев за руль, она вцепилась в него с обычной мрачной решимостью; резко отпустив сцепление, она нажала на акселератор, и машина рванулась вперед под одобрительные крики Майкла.

* * *

Услышав звук отъехавшей машины, Эллиот выпрыгнул из постели и распахнул дверь чулана. Инопланетянин отпрянул назад, вжавшись в стену.

— Эй, вылезай-ка отсюда, — позвал Эллиот, протягивая руку.

Старый уродец нерешительно прошлепал в комнату и остановился, оглядываясь. Взгляду его открылось великое разнообразий причудливых предметов, большей частью пластмассовых. Он распознал письменный стол, но тот был слишком высок для обладателя таких коротких, как у него, ног. Впрочем, зачем ему стол — не собирается же он писать письмо на Луну?

— Как же мне тебя называть?

Эллиот посмотрел в огромные, блестящие глаза страшилища, в которых искорками вспыхивали, распускаясь и увядая, крохотные цветки энергии. Существо осматривалось, и Эллиот посторонился, чтобы не мешать.

— Ведь ты инопланетянин, верно?

Чудовище моргнуло, и Эллиот понял, что выпученные глаза каким-то образом отвечают ему, но ощутил лишь неясное жужжание в голове, словно в нее забралась муха.

Эллиот открыл дверь в коридор. Инопланетянин отскочил назад — за дверью исходила слюной зловредная маленькая тварь, земная собака, с глупыми любопытными глазами и враждебностью в голосе.

— Гарви! Веди себя прилично! Не кусайся и не нервничай… Хороший пес. Хороший Гарви…

— Гыыррррррррррр… Гггыыырррррррррр…

Речь собаки по межгалактическим стандартам общения принадлежала к еще более низкой категории, чем мальчика, она напоминала шум двигателя космического крейсера, попавшего в аварию.

— Видишь, Гарви? Он хороший. Он тебя не тронет. Он не кусается.

У пальца ноги неземного существа возникло полупрозрачное облачко. Гарви поспешил сунуть в него нос, и перед неподготовленной к этому собакой — словно в другом измерении — возникла огромная, сотканная из света суповая кость; сверкая и переливаясь, она летела в ночи с воющим звуком, эхом раскатывающимся по древним космическим закоулкам.

Бедный пес съежился, припав к полу, сознание его помутилось. Из пасти вырвался жалобный стон. Поджав хвост, он стал пятиться назад.

Уродец шагнул вперед.

— Ты умеешь разговаривать? — для вящей убедительности Эллиот сжал и разжал кончики пальцев, изображая говорящий рот.

Престарелый ученый снова мигнул и в свою очередь начертил кончиками пальцев узоры и хитросплетения галактического разума, высшие формулы космического выживания, выведенные за десять миллионов лет.

Эллиот недоуменно хлопал ресницами, не успевая следить за рассекающими воздух пальцами, выводящими изящные орбиты, спирали и изломы важнейших физических законов.

Осознав бесплодность своих усилий, ветеран галактических путешествий, отчаявшись, опустил руки, но вовремя вспомнил, что перед ним десятилетний мальчуган.

Что же делать? Умудренный годами ученый проанализировал ситуацию. Его интеллект настолько опережал мыслительные возможности ребенка, что было трудно выбрать, с чего начать.

Беда в том, что он слишком сложно устроен. Впрочем, постойте, может быть…

Он попытался низвести себя до примитивного уровня путаного мышления землян, но дальше бесцельных манипуляций пальцами дело не пошло. Как он мог надеяться донести до их сознания смысл великих уравнений, грандиозных открытий, порожденных блуждающими гиперзавихрениями времени? Он едва научился просить «М&М»!