- Ненавижу! – она затопала ногами, - сволочь! Дрянь! Я вас всех по стенке размажу!
- Минуточку, минуточку, - воскликнула Джуди, - объясните мне, как так получилось, что Дарин и Моника поменялись.
- Ты дура! – рявкнула Дарин, - бесталантная курица! Твоя сестрица меня на день рождения позвала! Мои приятели её отлупили, а она меня на свой день рождения зовёт! Я прямо офигела! Вот и послала Монику, чтобы она проведала, что к чему.
- Ты понимала, что они затеяли какую-то пакость? – улыбнулась я.
- Конечно, - кивнула Дарин, - точнее, Моника сама вызвалась поехать. Я сразу поняла, что дуры что-то мутят, хотела им головы открутить, очень обозлилась. А Моника успокоила меня, велела сидеть у неё в квартире, нанесла грим и уехала, а потом я узнала, что произошло.
- А что стало с матерью Моники? – прищурилась я, - насколько я знаю, она допилась. Слишком быстро допилась после того, как ты заняла место Моники.
- Ничего не знаю, - скривилась Дарин, в её глазах блеснул злобный огонёк, - дура перебрала с вином. Пить меньше надо! Что ты ещё хочешь на меня повесить?
- Ничего лишнего, - сладко улыбнулась я, - только то, в чём ты виновата, не более!
- Докажи сначала, курица! Уроды! Доказательств нет!
Дарин продолжала ругаться, но её запихнули в машину и увезли в отделение. Или как там у них это называется... Инспектор уехал с ней, сказав мне на прощанье пару слов.
- Картины из замка мы забирать не будем, поскольку это вещественное доказательство, - говорил он.
- Но я могу хоть убрать их из подвала? – всполошилась я, - это вредно для старых холстов.
- Конечно, конечно, - закивал инспектор, - вынесите их оттуда.
Он уехал, и все резко замолчали.
Я открыла пачку с сигаретами, и обнаружила, что она пустая, а Джуди протянула мне свои. Не обратив внимания на марку, я, сжав сигарету губами, щёлкнула зажигалкой.
Вдохнув терпкий, горький, насыщенный дым, я подавилась, закашлялась, и, ощутив страшную слабость во всём теле, захлопала ресницами.
- Что такое? – весело воскликнула Джуди, и тоже закурила.
- Что это за сигареты? – спросила я, - ощущение, как первый раз закурила, даже в голове зашумело.
- «Житан», - прочитал Дима, он сидел ближе к Джуди, - слышал про эту марку.
- Меня на них мои французские друзья подсадили, - улыбнулась Джуди, - очень крепкие сигареты, распространённые среди богемы прошлых лет.
- Да уж, - захихикал Дима, покосившись на меня, - тебе только сигарет «Житан» и мундштука для полного счастья не хватало!
- Прекрати, - засмеялась я, - мундштук у меня, кстати, есть. Нефритовый, с золотыми лилиями.
- Ого! – присвистнула Ася, а Дима закашлялся в кулак.
- Спасибо вам, - улыбнулась Энн, - Нестеров в вас не сомневался. Меня, правда, одолевало раздражение. Бесило, что какая-то русская женщина способна что-то сделать для нашего рода. Я в вас не верила.
- А я тебя заподозрила поэтому, - рассмеялась я, - ты с ходу стала в меня шпильки вкалывать, а я решила, что у тебя рыльце в пушку.
- Просто поверить не могу! – со слезами на глазах воскликнула Марджери, - всё кончено и обе дочери со мной!
- К сожалению, отдать титул я не могу, - смущённо улыбнулась я, чувствуя себя не в своей тарелке, - завещано не мне, а ребёнку. Впрочем, могу перевести со своего личного счёта для Орнеллы миллион, как это сделал для Энн герцог.
- Перестаньте! – испуганно воскликнула девушка, - мне ничего не надо! У меня есть моя цветочная лавка, которая приносит неплохой доход, большего мне не нужно. Пусть ваша дочь станет герцогиней Драммонд и родит наследников. Мне всё это ни к чему.
- А для меня главное, что мои девочки со мной, - вздохнула Марджери.
- Рад, что всё так закончилось, - вздохнул Джек, - а то висела недосказанность в этой истории с прабабкой. Давайте выпьем шампанского.
- Только, чур, без стрихнина! – вырвалось у меня, и все рассмеялись.
Постепенно все стали разъезжаться, остались лишь Сьюзен с Генри. Женщине стало нехорошо, и я испугалась за здоровье её и её детей.
- Как вы? – участливо спросила я, подливая ей чая с молоком, и пододвигая сандвичи.
Кстати сказать, на кухне я произвела революцию.
Закупила такое количество кофе, что им можно напоить целый взвод солдат, выбросила банки с готовым рыбным паштетом, и велела кухарке готовить паштет самой.
И теперь, плюясь, и понося эксцентричную хозяйку, бедная кухарка обжаривает лосось и палтус, добавляет всякие специи, которых я тоже накупила прорву, и пять раз прокручивает паштет через мясорубку.
Я вышвырнула йогурты, коробки с готовыми продуктами, зато закупила кухонную технику, с которой несчастная кухарка теперь отчаянно сражается.
Сандвичи на обжаренных хлебцах с домашним паштетом пришлись всем по вкусу. И Сьюзен, которая уже съела довольно много, взяла ещё один.
- С такой едой не в одну дверь не влезешь, - вздохнула она, - где вы взяли такой паштет?
- Велела кухарке готовить самой, а не покупать готовое, - улыбнулась я, - я привыкла к такой пище, другого не понимаю.
- И при этом такая стройная, - протянула она, - я вам завидую.
- Открою секрет, чтобы не завидовали, - хмыкнула я, - я постоянно занимаюсь спортом, веду крайне активный образ жизни, сую нос во все щели, как вы уже успели убедиться. А ещё имею мужа и любовника. Такой фитнес, обзавидуешься!
- Да уж, - прикусила губу Сьюзен, слегка покраснев, а Генри смутился.
- Тренажёр к твоим услугам! – нахально заявил Дима, чем вверг в краску супругов.
Эпилог.
Ася улетела первой. В Лондоне мне адвокат уже был не нужен, а ей позвонила свекровь и сообщила, что Джульетта заболела. Малышка обвесилась соплями, без конца плачет, и Ася, перепуганная состоянием полугодовалой дочери, бросилась в Москву.
Хотя я понимала, что Айгюль раздражает Асина свобода. Женщина явно видела супругой своего сына покорную таджичку, воспитанную по их законам, а он выбрал Асю.
Ослепительную красавицу славянской внешности, длинноволосую блондинку с небесными глазами, к тому же своенравную и карьеристку.
А я занялась улаживанием своих дел в Англии, Дима помогал, изредка вытаскивая меня прогуляться по городу. Благо, тут есть, на что посмотреть. И я, наслаждаясь красивой страной, благополучно всё закончила.
- Если бы меня рядом не было, так быстро ты со всем этим не справилась бы, - фыркал Дима, когда мы стояли в очереди на таможенный контроль.
- Ты явно преувеличиваешь свои заслуги, - хмыкнула я, хмуро взглянув на него, - не надо считать меня тупицей!
- Я тебя не считаю тупицей, - неожиданно спокойно ответил Дима, - но у тебя есть свой порог. Ты замечательно справляешься с творческими идеями, но согласись, наконец, что масштабный бизнес – это не твоё. Ты руководитель, но с чем-то слишком большим тебе не справится. Сама же признаёшь, что ничего не понимаешь в точных науках.
- Не понимаю, - кивнула я, - но сдаваться так просто не намерена.
- Упрямая ослица, - бросил Дима в пространство.
- Какая есть, - усмехнулась я.
Вдобавок мне позвонил Генрих, и, не иначе, как, обозлившись на меня, запретил мне пить.
- Да я с ума сойду в самолёте! – взвизгнула я, - ты издеваешься? Прекрасно знаешь мою любовь ко всем летательным аппаратам!
- Знаю, - согласился Генрих, - но ты мне нужна сразу, как прилетишь. Трезвой!
И я была на взводе. На нервах меня мутило, болела голова, я постоянно дёргала стюардессу, которая мимо меня теперь проходила с перекошенным лицом. Но со своим страхом к полётам я ничего поделать не могу.
- Девушка, - не выдержала я, - принесите мне бутылку коньяка.
- Прекрати, - воскликнул Дима, - Генрих тебя убьёт.
- Всю он меня не убьёт, - не выдержала я, - не могу я, понимаешь?
- Понимаю, - кивнул Дима, - поэтому пошли в туалет, нервы успокаивать.
Но стюардесса не пустила нас вдвоём в уборную, мотивировав это сложной и не совсем понятной фразой, суть которой сводилась к тому, что в самолёте дети, что это неприлично.