— А если мне правда нужна, а не домыслы? Если я помочь хочу?!
— Ну, тогда…
Пришлось рассказывать, и я рассказала, а в ответ услышала:
— Ну, ты, Дарина, даёшь! Это же надо, как ты по его самолюбию прошлась! Ты же малолетним школяром выставила давно совершеннолетнего человека…
— Нет, а поведение в клубе это поведение взрослого? Да? И показуха не понятно чего, не понятно кому тоже?
— Не передергивай. — огрызнулся парень. — Согласен, поведение Кевина далеко от идеала, но ты же камня на камне не оставила от его гордости…
— Спасибо, — перебила я. — ты открыл мне новые грани этого понятия. — сказала, а потом сорвалась: — А тебе, ему в голову не приходило, что я боялась, беспокоилась, нервничала? Что я в первый раз оказалась в подобной ситуации и что делать не знала? Возможно, где-то и перегнула палку, так не со зла же! Я же хотела, как лучше…
— Не приходило, прости. — стушевался Дэн. — Дарина, а ты поговорить с ним не пробовала?
— Пробовала, а толку? Меня не хотят не только слышать, но и выслушать даже… Меня в наглую избегают и игнорируют.
— Вот оно как… — задумался парень
— Дэн, это всё? — устало спросила я. Парень кивнул. — Тогда иди — мне работать надо.
В обеденное время я решила прогуляться. Вру, на самом деле, я сбежала. Проста та обстановка, что сложилась у нас в отделе меня лишала сил, поэтому срочно нужна была какая-то передышка. Вот именно поэтому вместо обеда я занималась тем, что наматывала круги в парке, благо он располагался в пятиминутной доступности.
Мыслей в голове было много, очень много, но почему-то все печальные. Хотя как на это посмотреть…
Ну, можно провести эксперимент, как давление толпы(простите, общества) действует на отдельно взятого индивида(меня). А действовало сильно… У меня же чувство вины проявилось, хотя по логике не с чего. Но чувства самая непонятная, самая алогичная вещь в мире.
Но это ещё мелочи! Беспокоил Ян со своими свиданиями. Беспокоил новый заказчик. Подозреваю очередного мега-крутяка, который в поисках удобной партии(почему-то толковые клиенты попадались редко) готов платить бешеные деньги, но не проявить ни капли чувства. Беспокоил Рон со своим преследованием. О, меня прямо засыпали извинениями, да так, что на всех коммуникаторах блокировку на него поставить пришлось…В итоге, он взламывал(программёр же), а я устанавливала новую с повышением уровня защиты. Вот такая у нас игра, получилась. Хотя и здесь свои плюсы есть: ещё немного и мою программку можно будет предложить военному ведомству.
Эх, всего полгода назад я мечтала о внимании, о его внимании, а сейчас меня от одной мысли о нём воротит! Да и не только от него…
Вот, интересно… Это нормально?
На третьем круге «пробежки» обратила внимание на чрезвычайно яркий плакат, оповещавший об открытии какой-то выставки.
Рисунок на нём был весьма и весьма условным, пожалуй, это можно было сравнить с «творчеством» трёхлетнего малыша, но цвета… Цвета заставляли улыбнуться.
Я так засмотрелась, что практически подскочила, когда кто-то за моей спиной сказал:
— Ну, и что здесь интересного? Мазня мазнёй!
Я обернулась и увидела перед собой мужчину в преклонном возрасте. Дедушка пристально смотрел на меня, будто выжидая моего ответа, — и он не замедлил появиться:
— Ну, не скажите…
— Да, разве это искусство? Разве это красиво? — возмущался пожилой человек, а я улыбнулась.
— Знаете, когда-то я думала точно также, а сейчас просто знаю, что всё может быть. Этот рисунок вполне может быть шедевром. — на меня посмотрели с всё большим удивлением, а я продолжила: — Когда мне было 16, я познакомилась с творениями одного художника, правда, в ту пору художником я бы того человека не назвала, ибо, смотря на его картины, создавалось впечатление, что подобную галиматью может нарисовать каждый, даже абсолютно не способный к живописи. Но потом я была вынуждена признать обратное.
— Что же произошло? — спросил меня дедушка.
— Ничего такого: я просто увидела те картины, которые он рисовал в детстве и юношестве. Они были дивны и одновременно реальны. Каждый мазок был выверен, точен… Знаете, этот момент стал переломным: я поверила, что тот человек был действительно мастером своего дела — и мне стало жутко стыдно за все дурные мысли о нём. Также я стала искать смысл в его поздних творениях. Он должен был быть, ведь не мог маэстро так резко, ни с того ни с сего поменять манеру письма! А ещё с тех пор я стараюсь крайне осторожно говорить о творчестве, искусстве.