Когда приближается закат, я критически оцениваю пещеру, зная, что скоро появится Рáхош. Я пытаюсь привести все в порядок, чтобы вокруг стало как можно приличнее. Я запасаюсь дополнительной водой, заплетаю свои волосы, чтобы не лезли мне в глаза, чиню свою одежду, разжигаю огонь и начинаю работать над тетивом для моего лука. Бамбук, который мы заполучили, оказался совсем не таким, как я ожидала, но он пустой внутри и немного упругий в отличие от кости. Я пробую его в определенных местах обмотать кожей, чтобы укрепить, надеясь на лучшее.
Вскоре Рáхош входит в пещеру, и два маленьких существа свисают у него с руки. Сегодняшний ужин.
— С возвращением, — говорю я ему.
Рáхош приостанавливается и, нахмурившись, смотрит на меня, и я вижу, как в его голове вращаются колесики. Он пытается разгадать, что я задумала. Какой у меня может быть замысел кроме, как попытаться быть порядочным человеком? Я вздыхаю.
— Послушай. Мы не с того начали, понимаешь? Ты принудил меня получить вошь, а я с тех пор заставляю тебя за это расплачиваться. Мы можем заключить перемирие ненадолго? Я устала.
Он издает рык и опускается у костра на колени, подбрасывая в него топливо.
— Ты не из болтливых даже в свои самые счастливые дни, не так ли?
Он оглядывается на меня.
— А ты бы говорила даже со стенами, если бы они могли слышать.
Моя улыбка становится напряженной.
— Ты усложняешь всю эту ситуацию с «перемирием», приятель. Сразу предупреждаю.
Я ожидаю от него еще один рык. Вместо этого он кивает головой.
— Это было не очень-то любезно с моей стороны. Извини.
Я расслабляюсь, удивляясь, что он уступил.
— Ладно… ну тогда все в порядке, — я пододвигаюсь к костру и сажусь напротив него. — Хочешь, я помогу тебе с ужином?
— Ужином?
Я жестом указываю на дичь.
— Очистить их? Содрать шкуры? Приготовить из этого еду?
Он, прищуриваясь, еще раз окидывает меня взглядом. Не гневным, а скорее пытаясь раскусить меня.
— Моя обязанность — обеспечивать мою пару.
— Ааа, — я на минуту задумываюсь, а затем обнимаю согнутые колени, прижав их к груди. Я покачиваю своими босыми ступнями вблизи костра. — Мы можем сохранить немного из этих шкур мне на сапоги?
Он кивает головой.
— Спасибо, — говорю я мягко. — Я не думаю убегать, чтобы ты знал. Отсюда мне некуда бежать.
Он еще раз кивает головой. Я смотрю на пламя, когда инопланетянин начинает сдирать шкуру со своей дичи. Мне нужно разговорить его, если только так я могу взломать тот непробиваемо твердый панцирь, которым, кажется, окружено его сердце. Этот Рáхош — сложный мужчина, в котором еще надо разобраться.
— Итак, расскажи мне про это место.
Он поднимает на меня глаза.
— Это моя пещера.
— Нет, не конкретно про это место, — говорю я, размахивая рукой вокруг пещеры. — Про эту планету. Про этот мир в целом. Я ничего другого о нем не знаю, за исключением того, что здесь холодно.
Рaхош рычит, и долгое время мне кажется, что он собирается проигнорировать мои вопросы. Затем он вытаскивает нож поменьше, чем тот, которым сдирал шкуры со своей дичи, и начинает разрезать мясо на маленькие, удобные, небольшие кусочки.
— Это… теплый сезон. Мы говорим, что это — горький сезон, а более холодные месяцы — жестокий сезон.
Мои глаза широко раскрываются. Я невнятно бормочу.
— Но эта земля покрыта снегом в три фута высотой!
Как он может быть теплым?
Его губы медленно изгибаются, и я вижу, как на его лице распространяется сокрушительная улыбка. От нее у меня захватывает дыхание, а его жесткие, заостренные черты лица превращаются в нечто убийственно сексуальное.
— Тебе просто придётся привыкнуть к снегу.
— Снег. Верно, — я игнорирую сильную пульсацию моих девчачьих частей в отклик на эту улыбку. Моя вошь опять пускается в ход, и я, инсценировав кашель, постукиваю себя по груди, чтобы попытаться заткнуть ее. — Значит, это… лето?
Он вскидывает голову, мысленно подыскивая слова, как мне кажется, а затем кивает головой.
— То, что ты называешь зимой — это время, когда очень мало света. Солнца показываются редко, и много тьмы. Холода все усиливаются, и охота становится все скуднее. Именно поэтому крайне важно так много охотиться во время теплых месяцев.
Я киваю головой, переваривая все это. Ладно, если речь идет о том, что будет так же тепло, тогда все когда-нибудь наладится и жить буду. Нравится мне это не будет, но жить буду.
— И ты охотник?
Он кивает головой и предлагает мне кусочек красного, окровавленного мяса. Я беру у него этот сырой кусок и кладу его себе в рот. Взрыв вкусов обрушивается мне на язык, и я издаю стон. Это так здорово, что лучше не бывает.
Его рука резко тянется к дичи и, пока я смотрю, его набедренная повязка плотно обтягивает его пах. Упс.
— Ммм, это так вкусно. Прости.
— Не извиняйся, — он злобно разрезает мясо. — Мне доставляет удовольствие, что я могу накормить свою пару.
Ну да, вижу я, до какой степени он доволен. Этот факт никак не скрыть. Я долгое время, упорно из-под ресниц разглядываю эту гигантскую длину. Он протягивает мне еще один крошечный кусочек, и я наклоняюсь вперед и, не задумываясь, беру его в рот прямо из его пальцев. Его светящиеся синие глаза вспыхивают, и моя вошь пускается в ход по новой.
Глупая вошь, вечно она противостоит мне.
Рáхош наблюдает, как я пережевываю; он протягивает мне еще один кусочек мяса, но стоит мне потянутся за ним своими пальцами, он отстраняет его. Он хочет, чтобы я и дальше ела с его рук. Я наклоняюсь вперед и задеваю языком кончики его пальцев только лишь потому, что мучительно забавно дразнить его.
И это меня заводит. Совсем чуть-чуть.
Его окровавленные кончики пальцев прослеживают контуры моих губ, прежде чем он снова тянет их обратно, а затем Рáхош переходит на корточки. Его член — жесткое бревно возле его ноги во много раз крупнее, чем то хозяйство, которым имеет право владеть любой парень.
— Итак, как это существо называется? — я спрашиваю его, потирая ладони вверх-вниз по своим рукам, чтобы унять мурашки на моей коже. Сейчас я окончательно возбудилась, черт возьми. Из-за сырого мяса и похитившего меня засранца моим девчачьим прелестям не следует истекать соками, но я ничего не могу с этим поделать.
Он смотрит вниз на сырое мясо и отрезает для меня еще один кусок.
— Мы называем его двузубцем, — мужчина оттягивает губы существа, чтобы показать мне два гигантских клыка. Оно похоже на бобра. Отчасти. На бобра-вампира. С рядом шипов вдоль его спины и пушистых, непрочных ног.
Ладно, значит оно ничем не похоже на бобра, но мне кажется, что чувствую облегчение, ассоциируя его с земными животными.
— Ты сам совсем ничего не ешь, — указываю я ему, когда он протягивает мне очередной кусок.
— Моя пара, прежде всего, — говорит он и окидывает меня еще одним интенсивно-жарким взглядом, когда кладет мне в рот мясо, после чего своим большим пальцем проводит по моим губам. — Я поем, когда она насытится.
Мне немного неловко. Это — наиболее причудливо сексуальная трапеза, которая у меня когда-либо была. Наверное, я не должна этим наслаждаться и вполовину так сильно, как я этим наслаждаюсь
— Расскажешь мне о своем племени? О своей семье?
Голодный, возбужденный взгляд на его лице улетучивается, и я вижу, как его черты лица покрываются маской безразличия.
— У меня нет семьи.
— Вообще никого? А что на счет твоих родителей?
— Мертвы, — взгляд на его лице отстраненный.
— Понятно. Ни братьев, ни сестер?
Он качает головой.
— Моя мать резонировала для моего отца только один раз.
— Ааа, — Рáхош кажется совсем затерялся в своих мыслях, так что я продолжаю. — У тебя есть близкий друг в твоем племени?
— Вэктал.
Заставить этого парня раскрыть душу, все равно что пытаться вырвать надоедливый зуб.