У меня ощущение, будто мой рот покрыт сухой, потресканной кожей. Я облизываю губы и пытаюсь сесть, измученный жаждой. Я слишком слаб, а мой кхай пульсирует и мурлычет, страдая от голода.
Лиз сразу же оглядывается и удивленно смотрит на меня.
— Рáхош! — она подходит ко мне и кладет руку мне на грудь. — Не вставай. Я серьезно. Ты все еще слишком слаб.
Я не обращаю внимания на ее излишнюю и чрезмерную суету вокруг меня и сажусь прямо, проверяя свое тело. У меня все болит, но в моем теле все, похоже, на своих местах. Я поднимаю одну руку и сгибаю ее. Она болит раскаленной болью, но она прямая и вокруг нее наложена самодельная шина.
— Мне пришлось вправить кости, — объясняет Лиз, заправляя шкуры вокруг моего тела. — Как рука, чувствуешь ее нормально?
— Ты все правильно сделала, — говорю я ей хриплым голосом. Из-за ее близости я страдаю от совсем иного вида голода. Мой член болит, а кхай резонирует, когда она наклоняется, чтобы прижаться своими маленькими пальчиками к моему лбу. Я хватаю ее руку и целую ладонь, желая, чтобы она была обернута вокруг моего члена и гладила его. Я помню это из прошлого — это навсегда въелось в мой мозг.
— Ты хочешь пить? Голоден? — спрашивает она, а глаза у нее широко раскрыты и вопрошающие. Она вынимает руку из моей хватки и встает, двигаясь к огню. — Я приготовила тебе немного бульона. Тебе нужно набираться сил.
Когда она приносит мне маленькую чашку бульона, аромат ее теплой кожи для меня представляет больший интерес, чем напиток. Моя пара поднимает руку, чтобы поднести чашку к моему рту, а я начинаю сквозь одежду ласкать ее округлую, красивую грудь. Лиз вздрагивает, и мой кхай резонирует в унисон с ее кхаем.
— Вижу, тебе уже лучше, — говорит она дрожащим голосом и отталкивает мою руку. — Сейчас не будет никаких «шуры-муры».
— Шуриимурии? — переспрашиваю я. Я не знаю, что это за слово. К тому же, меня это особо-то и не волнует. Волосы Лиз убраны с лица и заплетены сзади, выставляя напоказ ее красивую шею, и мне так хочется спрятаться туда лицом. Я хочу прижать ее маленькое тело к себе, чувствовать ее сердцебиение, вдыхать ее возбуждение, прикасаться к ней и заявить права на нее как на свою.
— Вот именно, — проговаривает она, запыхавшимся голосом. Я слышу, как у нее в груди резонирует кхай. — Сейчас не самое подходящее время. Ты еще не совсем здоров.
Пальцами ласкаю ее щеку, провожу по ее челюсти, горлу. В то время, как она подносит чашку к моим губам и вынуждает меня пить, я прикасаюсь к ней везде, где могу, прежде чем она отодвигается. Когда она тянет чашу назад, я с закрытыми глазами прислоняю голову к стене пещеры. Я устал, но, когда касаюсь ее, от этого мне становится лучше.
Она откладывает чашку в сторонку и стягивает с моих ног шкуры. Я слышу приглушенное фырканье.
— Ну, что ж, похоже, кое-какая часть тебя работает просто идеально, — говорит она.
Я открываю глаза и смотрю вниз. Мой член стоит по стойке смирно, выпирая прямо вверх относительно моего тела. Он ноюще болит, и на мгновение меня охватывает робкий луч надежды, что она снова возьмет его в свой мягкий человеческий рот и оближет его. Однако, этого не случается. Лиз сосредоточена только на деле и проверяет мои повязки, причитая о моих ранах.
— Ты идешь на поправку, но все равно еще не вылечился.
— Моему кхаю все равно, — говорю я ей. В то время, как она суетится над моими повязками, Лиз наклоняется вперед, и ее лицо находится рядом с моим членом. — Он требует, чтобы я заявил свои права на тебя.
Она издает напевающий гортанный звук, но я не могу понять, это ее согласие или нет.
— Скажи своему кхаю, что сейчас еще не время.
Я смотрю, как она встает и передвигается по пещере. Ее тело под бесформенной кожаной одеждой изящное и тоненькое, и ее глазки блестят. Она пахнет как самый ценный мед, и мои чувства переполнены ею. Я снова укладываюсь в своем ложе.
— Я помню… обещание, которое ты дала.
Ее лицо заливается румянцем, и она двигается к костру, заправляя одну из ее косичек за ухо.
— Как только ты поправишься, я намерена сдержать свое обещание. Ну, а пока тебе необходим сон.
Она трет себе один глаз, и я вижу, что на ее бледной коже у нее под глазами ярко выделяются темные круги. Она выглядит осунувшейся и уставшей. Ее одежда грязная и рваная, а ее волосы не видели воды много дней. Она совсем исхудала и выглядит такой же, как во время своей болезни.
— Как долго ты уже ухаживаешь за мной? — робко спрашиваю я. Пока я тут лежу, отсыпаюсь и позволяю своему кхай медленно себя исцелять, она тяжело трудилась.
Она подходит к стене пещеры и прикасается к ней, и я замечаю маленькие черточки, которые нарисованы на камне.
— Девять дней, — она подсчитывает, ну а потом берет меловой камень и добавляет еще одну черточку. — Ну, вообще-то, десять.
Неудивительно, что мое тело реагирует на ее близость. Я никогда не слышал, чтобы пара столь долго уклонялась от резонанс-спаривания. Кроме того, мне интересно, связано ли это с тем, сколько времени требуется моему телу, чтобы исцелиться. С помощью целительницы Мэйлак перелом можно вылечить за считанные дни. Если в течение девяти дней я в основном находился в бессознательном состоянии, меня беспокоит, что мой кхай перенапряжен и не удовлетворён.
Вскоре он перестанет спрашивать и начнет требовать. Интересно, понимает ли это Лиз?
***
Теперь, когда я снова в сознании, мой кхай решает, что должен утвердить Лиз как пару, я должен заявить на нее права сейчас же. Не имеет совершенно никакого значения, что мое тело все еще исцеляется, или насколько Лиз истощена. Все, что имеет значение, — требование кхая спариваться. Лиз резонирует каждый раз, когда приближается ко мне, а иногда когда она возвращается в пещеру, от ее рук исходит ароматом секса, словно она сама себя ублажала. Я понимаю, что ее не особо-то затрагивает потребность между нами. Она, должно быть, скрывает свои желания, полагая, что мое тело более хрупкое, чем оно есть на самом деле.
Единственное, что является хрупким, — мой контроль.
Каждую ночь она сворачивается калачиком возле меня, за день измотанная охотой и поддерживанием огня, ну и еще — ухаживанием за мной. Она нежно купает меня и кормит кусочками вяленого мяса из дичи, которые она убила на охоте. Она все время занята изготовлением оружия или плавит побольше воды или опустошает мой ночной горшок, так как настаивает на том, что мне надо избегать нагрузки на ноги.
Становится уже невозможно сопротивляться ее чарам. Когда она проходит мимо меня, я автоматически тянусь к ней. Когда ее тело в постели прижимается к моему, требуется вся моя сила до последней капли, чтобы не толкнуть на землю и не трахнуть ее.
А когда она возвращается с руками, пахнущими ее сладким влагалищем? Я вынужден закрывать глаза и напоминать себе, что не грубой силой, а только контролируя себя, я добьюсь своего человека.
Однако контролировать приходиться все более агрессивно, и боюсь, что моя выдержка прольется сквозь пальцы, как вода.
ЛИЗ
Мне приходиться справляться с большим количеством работы, а также заботиться о Рáхоше. День кажется бесконечным списком обязанностей по дому. Уборка пещеры, купание Рáхоша, встряхивание шкур, растопить воду для питья, еда, проверка ловушек, коптить излишнее мясо, растопить побольше воды, мастерить оружие, заботиться о Рáхоше, растопить еще воды, и так далее и тому подобное. Кроме того, Рáхош — исключительно ужасный пациент. Он исцеляется быстрее, чем я когда-либо видела, и подозреваю, что это — работа воши. К сожалению, все это совсем не поднимает его настроение. Он распускает руки, несмотря на свои раны, и капризничает, когда я отталкиваю его. Он исцеляется, а это означает, что крутить шашни — ужасная идея, независимо от того, как бы здорово мне это не казалось.