— Он был очень агрессивен. Начал меня раздевать прямо у порога. И потом… потом было как в тумане.
— Что ты помнишь?
— Ты подумаешь, что я сумасшедшая, но… я была снизу, а он — сверху… и когда смотрела на него… мне казалось, что у него две пары рук. Одни — обычные, а вторые как будто из тумана. И эти вторые руки… они меня лапали… я ощущала те, вторые руки, так четко… Но… я как будто в каком-то сне была, не могла и пошевелиться. А потом …
По ее лицу катились слезы — крупные мутные бусины отчаяния.
— Что, Вик? — осторожно спросила София. — Что было потом?
— Мне стало плохо, как-то очень резко стало плохо. А дальше какой-то провал. Проснулась я в кровати, укутанная одеялом. Эриха нигде не было. Голова кружилась, и тяжесть во всем теле… потом приехала ты, я пошла открывать тебе дверь.
Девушка громко всхлипнула и разразилась истерикой. София погладила ее по спине.
— Ты… ты с ним разговаривала после той ночи?
Девушка всхлипывала.
— Нет… его номер не отвечает… я думаю, он не хочет со мной разговаривать.
— Постой… а как же ты с ним разговаривала? Он ведь только английский и немецкий знает! А ты — только русский!
Вика застыла. На ее лице выразительно читался мыслительный процесс.
— Я… я не знаю.
— Он разговаривал с тобой на русском?! — предположила София.
— Нет, — подумав, ответила Вика. — Не разговаривал.
— Тогда как?
Девушка растерянно замотала головой.
— Не знаю… не знаю я, не знаю!
— Вика, как ты можешь не знать?! Как ты можешь не знать, если вы всю ночь вместе провели?!
София поняла, что была слишком резка, когда глаза девушки вновь наполнились слезами.
— Извини меня, Вик… я не хотела тебя напугать… не переживай так…
София снова принялась успокаивать девушку. Она гладила ее по голове, позволила девушке выплакаться и ушла только тогда, когда время посещения закончилось, и медсестра выпроводила ее прочь.
Мысли о Вике не давали Софии покоя весь вечер. На душе было тяжко.
Чтобы чуть-чуть развеяться, женщина решила навестить свой любимый «Барман Диктат», — заведение в самом центре столицы, о котором из-за непритязательного входа знали в основном местные. Там она заказала себе коктейль… и еще один.
— Скучаешь, красавица? — добрый официант пододвинул к ней нечто красное, в большом бокале. — За счет заведения!
— Спасибо… Дима, а что ты делал семнадцатого августа?
— Хм… это какой-то новый подкат?
— Да нет, не он.
Софию не покидала мысль о том, что немец не зря спрашивал у Вики про семнадцатое августа. Почему ему так важно знать, что делали девушки в тот день? В день, когда София организовывала для иноземцев романтический вечер.
После третьего коктейля ей полегчало, и София решила, что готова возвращаться домой. Попрощалась с милашкой Димой, и направилась в свою уютную квартиру.
Это было неправильно решение!
Войдя в квартиру, она каким-то шестым чувством сразу поняла, что рядом — чужой!
Опасность! Каждая деталь в её уютной, до мелочей знакомой квартире вещала об опасности! От потолка, от стен, и даже от полки для обуви разило опасностью.
И концентрировалась эта опасность в гостиной.
Эрих Нойман! В ее квартире был Эрих Нойман!
•• • ••
Он сидел на диване, и гладил ее кота, ее капризного, ненавидящего чужих Ари.
Расслаблен, вальяжен, немец будто окутал пространство вокруг некой дымкой собственного всевластия. И эта дымка медленно подбиралась к Софии.
Увидев напряженно застывшую в прихожей женщину (наверняка он давно знал, что она там), немец медленно опустил кота на пол.
— Что ж вы застыли, Софья Петровна, как будто не к себе домой пришли. Проходите, располагайтесь.
Ей в нос ударил запах страха, сильный, концентрированный. Она не знала, что это был страх, и с чего она взяла, что страх имеет запах. Но желание закрыть нос и убежать было таким сильным, что ноги подкашивались.
— Что… что вы здесь делаете? — задала она глупый вопрос.
Мысленно София просчитывала, сколько времени ей понадобится, чтобы добежать до двери.
— Садись поближе, Софья Петровна, будем с тобой разговаривать, — резко сказал немец. — Бежать не вздумай, это чревато… последствиями.
Он медленно подошел к Софии. Насильно снял с ее плеча сумку, затем — пальто. Опустился перед ней на колени (ох, что это было за мгновение!) и снял с нее сапоги, сначала правый сапог, потом — левый. И посмотрел снизу — вверх.
— Какая непривычная позиция, — пошутил, резко поднимаясь.